— Вчера или сегодня? — Лили засмеялась собственной шутке. — Иван начал с того, что получил степень магистра экономики в Колумбийском университете. Двадцать лет работал на Уолл-стрит. После слияния уволился из своей компании и отправился в собственное плавание. Вполне удачное, надо сказать. Потом он начал заниматься всеми видами сделок с мелкими акциями. Правда, я в этом совершенно не разбираюсь.
— Вы с мужем вкладывали деньги вместе с ним?
— Ни разу. Он всегда пытался убедить нас вложить деньги в его сделки, но у нас двое детей в колледже. Мой муж не клюнул ни на одну из уловок Ивана. Вам нужно поговорить с мисс Рейнингер. Может, она сообщит вам, кого он обирал в последнее время.
Лили поднялась со скамейки и достала вторую бутылку вина.
— Вам там удобно? — спросила она, махнув в сторону стола. — Может, составите мне компанию и выпьете чего-нибудь покрепче?
Мы поблагодарили ее за предложение, и Майк налил нам еще кофе.
— Расскажите нам о Лоле. Какой она была с вашей точки зрения. До Ивана. И после него.
Лили закрыла холодильник и прислонилась к нему спиной. Повисла тишина. Наконец она махнула рукой, приглашая идти за ней. Мы прошли в соседнюю комнату — отделанную деревом библиотеку. Две стены были заставлены книжными полками, а третья, за диваном, от пола до потолка увешана семейными фотографиями.
— Чтобы понять любого из нас, вам, вероятно, придется начать с моей матери, Сеси Дакоты. Когда- нибудь слышали о ней? — Не успели мы ответить, как она продолжила: — Вот в чем ваша проблема, детектив. Вы слишком молоды. — Одной рукой она крепко держала бокал, а другую положила на плечо Майку. — Мама была танцовщицей на Бродвее, вернее, чечеточницей. Лучше нее танцевала только певица, но в эпоху великих американских мюзиклов эти девушки должны были уметь все.
Я встала за спиной Лили и принялась рассматривать старые черно-белые фотографии.
— Сесиль — она ненавидела это имя — дебютировала в мюзикле «На юге Тихого океана», сыграв одну из медсестер в кордебалете. 7 апреля 1949 года, театр «Мажестик» на Бродвее. Спросите меня о тех временах что угодно, и я расскажу вам больше, чем вы хотите знать, при этом опираясь лишь на рассказы Сеси. Этот спектакль шел тысячу девятьсот двадцать пять раз — пять лет. Мама играла в нем два полных сезона. Сколько раз, по-вашему, человек может выходить на сцену и никогда не оказываться дальше линии кордебалета? Несколько недель она была дублершей Мэри Мартин,[24] но та не проболела ни единого дня, так что Сеси плюнула и двинулась дальше.
Суть в том, что каждого из нас назвали в честь героя одной из постановок. По какой-то причине маме понравилась буква «Л». Я получила имя Лили из «Поцелуй меня, Кейт»[25] — неплохой мюзикл. Моя первая сестра стала Лиэт из «Южной Пасифики».[26] Дочь Кровавой Мэри, знаете? — Она отпила еще вина. — А потом появилась Лола.
Воспоминания заставили ее улыбнуться, но, упомянув имя Лолы, она осеклась.
— Сеси еще танцевала. — Лили указала бокалом на фотографию матери, на которой та стояла, уперев руки в боки и широко открыв рот. На ней была блузка навыпуск в тонкую полоску и черное трико в сеточку. — Эта ее единственная «главная» роль. Три выступления, на которых она заменяла Гвен Вердон в «Проклятых янки».[27] Участвовала в этом мюзикле большую часть времени с самой премьеры 5 мая 1955-го — тысячу девятнадцать спектаклей. В 58-м даже получила роль в фильме. Затем мама на короткое время ушла со сцены — родить еще одного ребенка. Так появилась наша сестра Лола.
Майк смотрел на фотографию трех длинноногих маленьких девочек в пачках, стоявших вокруг украшенной синей лентой плетеной колыбели.
— Младший брат?
— Да. Он приедет позже, вдруг вы захотите с ним поговорить.
— Дайте угадаю. «Парни и куколки»?[28]
— Ему должно было повезти. Мог получить какое-нибудь крутое имя. Луи, Лефти или Лаки. Может, ему не хватало парочки школьных драк. Но тогда были шестидесятые, и Сеси по уши втюрилась в Роберта Гуле.[29] Как насчет «Камелота»?[30] Мама назвала его Лансом. Ланселот Дакота. — Лили опустилась на гобеленовый диван и положила ноги на стеклянный столик.
— Значит, ваша мать была бродвейской цыганкой. А отец?
— Преподавал историю в местной школе. Разрешал маме идти своим путем, водить нас на уроки танцев и тайком таскать в город на субботние дневные спектакли, если она знала кого-нибудь из кордебалета. Когда папа не читал свои исторические книги, он с головой уходил в местную политику. Мы с Лиэт хотели заниматься шоу-бизнесом. Бесконечные прослушивания и оглушающий топот ботинок с металлическими набойками, раздающийся в доме день и ночь. Ланс оказался точной копией отца. Очень серьезный, усердный. Его любимым местом была публичная библиотека. В ней он спасался от постоянного визга в нашем доме — Сеси заставляла нас петь «Позвольте мне развлечь вас» молочнику, почтальону, любому человеку, который совершал непростительную ошибку, постучав в нашу дверь. А еще ему нравилось узнавать из книг что-то новое.
— А Лола?
— Она оказалась безупречной комбинацией их генов. Ужасно умная, все схватывала на лету. Не могла не совать свой нос в исторические тексты папы. Обожала ходить с ним и слушать, как обделывают делишки в городских политических клубах. Впрочем, дай ей костюм с блестками и сцену, как она забросит все свои учебники и будет танцевать, пока зрители не разойдутся. Лола не признавала ни кордебалетов, ни дублирующих ролей. Либо она — звезда, либо не играет вообще. Второй номер ее не устраивал. В старших классах, сообразив, что для выдающейся актрисы у нее не хватит таланта, она набросилась на учебу. Получила полную стипендию в Барнард. Специализировалась в политологии, второстепенный предмет — история. Получила степень магистра и степень доктора философии в Пенсильванском университете. Никогда не оглядывалась. Наслаждалась каждой минутой жизни. Профессиональной жизни, не семейной.
Майк насторожился:
— У Ивана была другая женщина? Соперница Лолы?
— Если и была, то мы об этом не знали. Сестра говорила, что была счастлива от него избавиться, и я верила ей. Сейчас я думаю, что она с радостью приняла бы тот факт, что он сосредоточил свое внимание — и свою ярость — на ком-то другом.
— А как насчет
— Да тут нечего было рассказывать. У Лолы не было ни времени, ни желания связывать себя какими-либо отношениями. Она была по уши в новом исследовательском проекте колледжа. Кроме того, она не хотела, чтобы Иван до развода застукал ее с другим мужчиной. Он бы только больше разъярился.
Я села в кресло напротив Лили и попыталась влезть в разговор:
— Возможно, вы согласитесь взглянуть на рубашки и свитера, которые мы нашли в квартире Лолы. Это поможет нам узнать, как она была одета, когда уехала отсюда в четверг вечером. И потом, часть вещей в новой квартире — мужские. Может, вы узнаете их тоже.
— Вероятно, они принадлежат Ивану. Или одному из ее друзей-преподавателей. Конечно, вы можете мне все показать, но едва ли я их узнаю. Вчера я подписала доверенность, предоставляющую офису Винни право войти в квартиру и взять все, что им нужно для расследования.
Я скорчила рожу Чэпмену: жаль, что Лили все еще находится в лапах прокуроров из Джерси. Правда, то, что нью-йоркская полиция объявила квартиру 15А местом преступления, меня порадовало. Копы, охраняющие дверь, перед которой натянута ярко-желтая лента, вряд ли пропустят внутрь человека без специального разрешения шефа убойного отдела.
— Вы знаете, над каким проектом работала Лола в Королевском колледже?
— Понимаете, мне немного неловко. В последние несколько недель мы часто сидели здесь вечерами после ужина. Муж ложился спать, а мы все сидели и сидели. Открывали вино, разговаривали обо всем на свете: о детстве, о наших браках, о бродвейском театре. Воспоминания. Никогда не замечали, что все
