пень-колоду, в иной день не получалось поймать ничего… море было пустым и бедным на живность. Немного выручали змеи, которых некоторые банкиры здорово наловчились жарить и ящерицы, коих в окресностях водилось великое множество. Через неделю к обитавшим в шалашах людям вышли ещё пятеро – четверо едва переставляющих ноги мужиков и шмарообразного вида девица, волокущая за собой пустой пластмассовый бак для воды. Новенькие оказались бригадой электриков откуда-то с Алтая, выехавших на пикничок и прихвативших с собой местную синявку. Про то, куда делась их машина и как они тут оказались, мужики плели что то совсем невнятное, ругая какого-то Ваську, который, после переноса, предложил им выпить. Куда подевался сам Васька – никто не знал.
А дальше пошла борьба за выживание. Свора кружила вокруг стойбища робинзонов, не давая людям расползтись по окрестностям в поисках пищи. Приходилось обходиться тем, что было под боком или передвигаться всей толпой. Господа банкиры оказались на редкость неприспособленными к кочевой жизни. Из всей этой кодлы лишь пара-тройка мужичков пыталась держаться достойно, следя за собой и своим здоровьем. Остальные, выбитые из привычной колеи, передвигались словно лунатики, покорно и апатично выполняя всё, что им говорили.
Считать, в том числе и калории, Володя умел «на отлично». Ещё через неделю, когда брюки на нём стали болтаться, а дырок на ремне не хватало, он пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что «своя рубашка ближе к телу» и играть во всеобщее равенство глупо. Поговорив с парой крепких ребят из бригады, Романов объявил себя боссом, Марию – женой босса, а Витю и Антона, двоюродных братьев шкафоподобного вида, своими «ассистентами». После этого все четверо, подавив кулаками и дубинками сопротивление недовольных, питаться стали гораздо лучше. Остальной народ худел и впахивал, от безысходности поедая всё подряд, включая кузнечиков, сусликов и прочих мелких грызунов. Володя попытался заставить людей не есть это мясо, рассказывая об опасности заражения, но оголодавший народ уже ничего не воспринимал, с аппетитом хрустя крысиными косточками. Глядевшие в рот Романову, братцы-электрики аргументы босса восприняли очень серьёзно. Более того – всё общение с «бомжами» (так между собой они называли всех остальных) братья перевели на длинные заострённые колья, стараясь не прикасаться к ним руками. Они даже привезённую именно ими шмару стали игнорировать. Ещё через неделю двое бомжей заболели – у них поднялась температура, а всё тело покрылось алыми пятнышками. Что это за хрень Романов не знал, но немедленно распорядился снимать лагерь и двигать на пяток километров дальше по берегу. Это не помогло – болезнь они принесли с собой. Пришлось «переезжать» ещё трижды, прежде чем зараза от них отстала. Группе это обошлось ещё в пять покойников.
Через месяц такой полукочевой жизни, вконец озверев от воздержания и плохой пищи, братья подкатили к боссу с предложением «поделиться Машкой». Босс их весьма разумные аргументы не воспринял, и, несмотря на то, что он был на голову ниже любого из них, избил обоих. На неделю «ассистенты» угомонились, но это был не выход и Володя это прекрасно понимал – братья, в сложившейся структуре, были незаменимы. Как оказалось, прекрасно понимала это и Маша. Слишком хорошо, как, собственно, и Владимир, она чувствовала спиной взгляды «бомжей», полные ненависти и бессильной злобы. Спасало их пока только посменное круглосуточное дежурство. Немного помявшись, она сама завела разговор с Владимиром на эту тему. Эти работяги были ей неприятны, но ещё больше она не хотела скатиться вниз. Выбор был прост: либо она и трое здоровых и относительно чистых мужиков, либо голод и куча грязных бомжей.
И вот уже пару недель, почти каждый вечер, его Машу забирали на часок-другой. Володя заскрежетал зубами – братцы оказались затейниками и всякий раз девушка возвращалась от них вся в слезах и на подламывающихся ногах.
«Прирезать бы их» – от ненависти кружилась голова. «Легко! Ну а дальше что? Следующей ночью меня режет это быдло и всё… Маша достаётся им.»
Володя застонал – выхода он не видел. Оставалось лишь делать вид, что ничего страшного не происходит и оставаться для этих животных боссом, раздавая тумаки и указания и поощряя их лишним куском отобранной у бомжей еды и своей женщиной.
Романов сплюнул, глядя на дежурившего сегодня ночью Антона, и пошёл спать.
– А скажи мне, любезный, – Маляренко закончил привязывать на крышу «буханки» мангал. – На сколько км у нас бензинчику хватит? Коля задумался.
– На много, дружище, на много. Говори, чего удумал.
– Смотри. – Иван вытащил из кармана карту и расстелил её на сидении. – Мы примерно вот тут, до дома по прямой, если я не ошибаюсь, километров 50-60. Из них с десяток по пескам. Ещё вспомни кучу сухих русел. Пусть и не таких глубоких и крутых как это. – Маляренко махнул рукой за спину и продолжил.
– Я предлагаю отсюда двигать не на юг, вдоль берега, а на восток – вглубь степи, постепенно, по широкой дуге, поворачивая к югу. Уж мимо-то посёлка по-любому не промахнёмся – дальше пляжа не уедем.
– Этточно. – Коля почесал лоб. – Чем дальше от берега, тем меньше промоин.
– Заодно и посмотрим, что да как. – Просипел Маляренко. – Может и водички раздобудем.
Покидав как попало отвинченные Димкой скамейки и прочее барахло в салон, мужики попадали внутрь. Николай, сидевший за рулём, зачем то посигналил и не торопясь попылил на восток.
Честно говоря, за всё это время Ваня изрядно одичал, а потому воспринял старый кассетный магнитофон, запитанный от каких-то проводов, как нечто фантастическое. В коробке под сиденьем нашлось несколько кассет и из немилосердно пылящей и оставляющей на земле чёткий рыжий след «буханки», на все четыре стороны света полетел могучий и безжалостный русский шансон. Стоически перетерпев несколько блатняков, Иван взмолился и, дурачась, запросил пощады.
– О! Найн! Мой разум не есть это мочь!
К его немалому удивлению, Николай немедленно вырубил магнитофон, а Юра и Димка облегчённо вздохнули. Маляренко уловил всеобщее удовольствие и зауважал своих спутников ещё больше.
– Всё одно и тоже. – Юра повертел в руках оставшиеся кассеты и с отвращением бросил их обратно в коробку.
Иван сидел рядом с водителем, внимательно глядя по сторонам. Гладкий как стол такыр постепенно стал меняться – то тут, то там появлялись робкие чахлые кустики и клочки засохшей травы. Справа, на горизонте, едва различима, появилась тоненькая синяя полоска моря.
«Угу, на севере тоже берег». – Маляренко прикидывал расстояние до моря, получалось минимум с десяток километров. Хотя… да кто ж его знает? Иван припомнил, как он ошибся, когда с дедом ходил на холмы и засомневался – воздух был немыслимо прозрачен и никаких дополнительных ориентиров не было видно.
– Хватит на восток двигаться – Коля, поворачивай. И машинка, бодро тарахтя мотором, устремилась навстречу солнцу.
Глава 6. В которой Иван радуется, ругается и справляет новоселье.
– Ванечка, миленький, – Алина, то всхлипывая, то смеясь, покрывала лицо Ивана десятками поцелуев. – Я думала – ты уже не вернёшься. Я думала – ты погиб.
У женщины подкосились ноги и она упала на землю. Стоявший столбом и бормотавший всякую оправдательную фигню Ваня, подхватил жену на руки и понёс её к своей палатке.
Рядом происходило ещё три подобные сцены. Ольга, намеревавшаяся было закатить Николаю скандал, поглядев на почерневшее и измученное лицо мужа, громко разрыдалась и повисла у него на шее. Настя, тихая и неприметная женщина, с которой жил Юра-толстый, вся залитая слезами, с красным и опухшим носом, вцепилась в руку мужчины и потащила его в шалаш. И даже Светлана, смущаясь и глядя в землю, пришла встретить Димку, отчего тот, до того пластом валявшийся в «буханке», немедленно ожил, выпрыгнул из машины с улыбкой от уха до уха и немедленно обнял девушку. Издалека на милование новообразовавшейся пары угрюмо смотрел Юрка-студент. К месту встречи прихромал совершенно счастливый Звонарёв, запер трофей на ключ и разогнал оставшихся женщин, умилённо взиравших на всё это дело со стороны, велев им топить баню и готовить праздничный обед.
