– Изя, – 'ближник' встрепенулся, – развяжи его и побудь на улице, чтобы никто… ты понял?
– Супруга моя родами представилась. И ребёнок тоже. Такие вот дела, Ваня.
– Сочувствую, Олег.
– И остался я один да с тремя дочками. Потом Машу схоронили. Завтра ночью свожу тебя на могилу. А потом, через три года, с Таней у нас сладилось. Сына она мне родила.
– А… а мои…?
– Аня замужем за сыном Сергея Спиридонова. Там, на севере живёт. Поздравляю, ты – дед.
'Дед'
– А Иван?
– Иван сначала в лётчики подался. Из Новограда этого… пилота-любителя перевезли, так он тут аэроклуб устроил. В Планерном. А сейчас он Майкоп поднимает. Нефть. Переработка. А Артём и Сашка…
– КАКИЕ АРТЁМ И САШКА?!
– А Артём и Александр МОИ сыновья, ПОНЯЛ?
Маляренко понял.
'Я – скот. Нет мне прощения… Я – скот…'
– Израэль! Убери его.
Иван даже не почувствовал, как бывший израильский спецназовец спеленал его с ног до головы, легко закинул себе на плечо и понёс, сопровождаемый казацким старшиной и бойцами, к яме.
Глава 9.
В яме Маляренко просидел три дня. Снова начались рыбная диета и разбавленное пиво от пуза. Радовало одно – вместо балбесов-курсантов с их экскурсиями, наверху сидели те самые ребята из службы безопасности, молчаливые, серьёзные и ответственные. С ними было сильно скучнее, но зато… как-то… в общем, Ваня таких мужчин уважал.
На четвёртые сутки после нервного разговора с бывшей женой и бывшим другом, Ивана снова вынули из ямы.
– Пойдём, – Чернявый Изя поманил Ваню за собой и спокойно направился к бане. Вокруг широким веером шли бойцы в чёрных доспехах, почти невидимые в сгустившихся сумерках, – приведи себя в порядок.
В ладони израильтянина возник кусок мыла.
– Сейчас сюда войдёт человек. – Генерал-губернатор обвёл пристальным взглядом всех собравшихся. – Я хочу, чтобы каждый из вас сначала вспомнил наш недавний разговор и подумал, а потом… заводи его.
Они все очень сильно постарели. И очень сильно изменились. Серый, Юрбан, Стас. Особенно сильно сдал Гера, превратившись в маленького сухонького старичка. Иван медленно вышел на середину зала и сел на табурет в гробовой тишине.
Кузнецов дёрнул щекой и тихо выдохнул.
– Это он.
– Ванька!
Плотину молчания прорвало. Мужики вскочили со своих мест и бросились обнимать воскресшего друга, наплевав на запашок, которым всё ещё слегка благоухал Маляренко. Ивана тискали, обнимали, слюнявили щёки и хлопали по спине так, что трещали кости. Мужики ревели от восторга. Ревели буквально, не скрывая слёз счастья. Когда первый натиск стих, градом посыпались вопросы. Голова у Вани шла кругом, от счастья, от горя и просто от голода.
– Тихо! Тихо я сказал!
Рык нового вожака был очень внушительным. Приятели, наконец, оторвались от замусоленной тушки Ивана и, сопровождаемые свирепым взглядом губернатора, разошлись по своим местам.
Ваня рухнул на табурет.
'Не верь, не бойся, не… э-эх… не проси'
– Степанов, пожрать дай.
– Сначала – дело. Тихо, я сказал! – Губернатор обвёл глазами присутствующих. Другом из всех них он мог назвать лишь Станислава, ещё он мог полностью положиться на дядю Геру и всё. Остальные ему не друзья. Союзники. По расчёту. Крепкие союзники по крепкому расчёту. Две недели назад Олег уже собирал свой малый тайный Совет. В этом же составе. Самые богатые и самые влиятельные люди Крыма и он, генерал-губернатор Олег Николаевич Степанов.
'Тьфу, бля!'
Олег смотрел СКВОЗЬ Ивана и вспоминал тот разговор.
'Сволочная работа. Собачья должность. Как же это мне всё надоело то, а!'
– Иван. Расскажи нам всё, – голос у губернатора был запредельно усталым, – всё. Не спеша и по порядку. До утра мы совершенно свободны.
'Сучья работа, ненавижу!'
Маляренко хотел было возмутиться эдаким 'гостеприимством', но поперхнулся, услышав тон Степанова.
'Эх, Олег. До утра, говоришь…'
То, что утро он не переживёт, Иван понял совершенно отчётливо. Поняли это и остальные мужчины. Разговоры стихли, как по команде. Ваня набрал полную грудь воздуха и заговорил.
Жрать хотелось неимоверно.
Историю свою Маляренко рассказал, конечно, в усечённом виде. Про группу Шабельского он вообще не упомянул, а все присутствующие сделали вид, что всё так, как рассказал им Ваня, и было. Вопросы задавали очень неохотно и, в основном, про тот мир. Про то, КАК.
От ответов и без того неуютная атмосфера в зале превратилась в… в… Маляренко пытался подобрать определение царившему настроению и не смог. В пять тридцать утра, когда за окном начало светать, Олег хлопнул рукой по столу.
– А теперь, Иван, расскажи мне. ЧТО мне с тобой делать?
Тишину в сарае, казалось, можно было потрогать руками. Все отвели глаза.
– Что мне, Ваня, с тобой делать?!
В голосе Степанова не было ни капли злобы. Только мУка и тоска.
– Вот явился ты, хрен с горы. Вес и авторитет у тебя уже не тот, но ты, Ваня, знаешь, КТО ТЫ?
Маляренко кивнул и проскрипел.
– Догадываюсь.
Горло от многочасового рассказа жгло огнём.
– Ты, Ваня, гирька. Маленькая такая. Гирька. А я здесь, в Крыму, ВЕСЫ. И чашек у меня, Ваня, ни две, ни три. А тридцать три! И попади ты хотя бы на одну из них…
– Всё так плохо?
– Почему плохо? Хорошо. Неустойчиво, но хорошо. Два последних года – так вообще. Прекрасно.
Степанов замолчал и в разговор влез Юрка. Плантатор раздобрел и стал вдвое толще, чем был. Он обзавёлся необъятным брюхом, двумя подбородками и сверкающей лысиной.
