– Три. Полных три раза. Но сознания не потерял. Я позже его потерял, когда меня в больницу везли. А так – лежу возле тачки и слушаю, как журчит бензин. И как кровь моя вытекает. Я дышу, словно резиновый ежик, вижу свое ребро из бока торчащее и с каждым выдохом пузырь возле него вздувается и – хлоп! Надуется – и хлоп!
– Ты бухой был?
– В грязь. Догоняться ехал.
– Поперло.
– Ну, как тебе сказать…
– А как не говори – повезло!
– Повезло не потому, что жив остался, Ленка, а потому, что шанс дали другую жизнь прожить. Иначе бы я через полгода подох. Или замерз бы под забором, или опять разбился бы, или утонул бы…
– Значит, братец, у каждого свой костыль… – констатировала Изотова. – Ты – сам у себя работаешь, а я – слабая женщина – заимствую, где получается. Осторожнее!
Скала выплыла из темноты и нависла над ними. В дрожащем свете крупных, как орехи звезд, берег был не виден, но верхняя кромка обрыва все же просматривалась: звездная россыпь исчезала, провалившись в тень.
Они прошли до самой кромки прибоя, почти касаясь скалы бортом. Изотова подсвечивала фонариком, от его света по замшелым, погруженным в зеленовато-синюю воду, валунам бегали мелкие, как прусаки, крабы. Несколько раз возле лодки хлюпнуло – в бухте резвилась стая кефали.
Берег здесь тоже осыпался, но не так сильно, как в соседней бухте, где у костра, скалясь на огонь, сидел окостеневший от злобы Ельцов. От оползня подпорную стенку защищало вкрапление грязно-белого, похожего на мрамор, камня, в котором от луча фонаря, вспыхивали веселые искорки. И расщелина, уводящая по тропе наверх обнаружилась, только даже ночью было видно, что выше пяти метров по ней не подняться, ее забило камнепадом, и чудовищная сила вогнала скальные обломки в природный лаз.
– Пока все совпадает, – сказала Изотова.
– Там тоже все совпадало, – резонно заметил Губатый. – Подай-ка мне кусок ветоши, он под банкой, в рундучке. Сооружу-ка я факел, Елена Прекрасная, чтобы мы с тобой кое-что поискали. Что там было у твоей старушки про белый валун?
– Что он располагался под скальной стенкой…
– Слева или справа?
– Слева.
– Вот видишь! Матрос этот и карту рисовал, как моряк и ориентиры давал по-другому!
– Большой валун, два человеческих роста в высоту, похожий на черепаху…
– Пусть почти за век он хорошенько врос в землю, но не на три же с лишним метра!
– Маловероятно, – согласилась Ленка, – протягивая Губатому кусок ветоши, промасленной и грязной.
Намотанная на палку, она вспыхнула ярким, дымным пламенем, по берегу паяцами запрыгали изломанные тени. Пименов примерился и воткнул импровизированный светильник в расщелину между камнями, передал свой фонарь Изотовой и, поплевав на руки, откатил в сторону достаточно крупный камень. Захрустела галька. Где-то на вершине обрыва захлопали крылья, пронзительно, как испуганный человек, вскрикнула птица и монотонный голос завел: «Сплю! Сплю! Сплю!». С шуршанием скатились по обрыву мелкие камушки.
– Будет забавно если белого валуна тут нет! – сказал Губатый, с натугой переворачивая еще один камень. – Хотя в этой истории столько белых пятен, что я, ей-богу, не удивлюсь, узнав что она выдумана от начала до конца.
– Я что-то не пойму, ты это серьезно? – спросила Ленка. – Если ты в это не веришь, так – какого? Зачем ты в это все ввязался? Сидел бы в порту, катал отдыхающих… Пима, в такие дела нельзя лезть без веры. Знаешь, вот если в Бога веришь, то он тебе помогает. Есть он в действительности или нет его, а помогает. Начни сомневаться – и все! Конец твоей вере и помощи ниоткуда не жди… Про лотерейный билетик я уже слышала, но и его не покупают, если не надеются на выигрыш!
Пименов смолчал.
Как объяснить кому-нибудь, даже самому себе, что он пустился в погоню за воспоминаниями? Не за молодостью – он не считал себя стариком, как можно в тридцать лет-то и думать о таком? – а именно за воспоминаниями. Глупость! Самая глупая глупость! Мужчину можно понять, когда он идет на безумства из-за женщины, но чинить безрассудства из-за юношеских воспоминаний – это уже чересчур!
– Знаешь, в чем странности, Леша? Первая и самая большая – в том, что ты, вообще, тут. Вторая, что ты только что едва не настучал в репу моему супругу, практически безо всякой причины.
Она засмеялась тихонько.
– А ведь он ничего такого не сказал… Кроме правды, естественно. Что я сука – так ты и сам это видишь, не секрет. Ты об этом давно знаешь, да, Пима? То, что я тебя перепихнуться тащу – тоже правда. Ты ведь понял уже – бедный Кузя все слышал. Его, конечно, укачало, но он не оглох! Но ему не впервой, не бойся. Он у нас привычный. А чего – красивая жена – та же валюта. Свободно конвертируемая.
– Он тебя под кого-то подкладывал?
– Меня? Да ни Боже мой! Подложишь меня, как же… Я тебе не рабыня Изаура! Рассмешил! Нет, Пима, все было тоньше. Мне ведь что? Мне надо задачу нарисовать, грамотно цель изобразить, мотивировать, как сейчас говорят… А дальше – успевай отворачиваться! Знаешь, по-настоящему умный муж должен уметь вовремя зажмуриться!
– Везло тебе наверно с мужиками…
