«Пришла пора менять костыль, – неожиданно холодно подумал Пименов. – Желающих просим стать в очередь».
– Может быть, лучше о деле? – спросил он, желая направить разговор в другое русло.
Он услышал, как Ленка медленно, со свистом выпустила воздух сквозь сцепленные зубы.
– Давайте о деле! – легко согласился Владимир Анатольевич и закурил, небрежно опершись о полуприкрытую дверь в кают-компанию. – Сейф, как я понял, вы нашли? Осталось только вытащить его наверх.
– Он в каюте, – пояснил Пименов. – И как его вытащить мы пока не знаем.
Изотова и Ельцов продолжали смотреть друг на друга.
– Большой? – спросил Кущ.
– Не очень.
– Через иллюминатор не пробовал?
– Ни через что пока не пробовал, только сегодня нашли.
– Значит, я вовремя!
– Как всегда, – ухмыльнулся Губатый. – Но было бы лучше, если бы ты подъехал к дележке.
– Брось! С деньгами надо расставаться легко!
– Я смотрю, ты любишь Остапа?
– Какого такого Остапа? – неподдельно удивился Владимир Анатольевич. – Я таких не знаю? Это кто?
– Не парься, – сказал Пименов. – Так, один мой знакомый. Тоже так говорил.
– Умный, видать, мужик!
– Есть маленько, – согласился Губатый. – Ленка, Олег, кончайте играть в гляделки…
Изотова фыркнула зло и, резко развернувшись, ушла на бак.
Кущенко, глядя на падающее в лиловое море солнце, широко зевнул.
– В общем, так, – протянул он. – Подведем итоги оперативки. Плана у нас нет. Так?
Пименов пожал плечами. Ельцов смотрел в спину уходящей Изотовой с тоской раненого.
– Что у нас есть? – спросил Кущ сам у себя. – Есть сейф, есть водолазы и есть две лебедки – у тебя на корыте, и на «Ласточке». Мысль понял? Ты, вообще, как собирался все это хозяйство наверх поднимать?
– У меня есть надувные понтоны.
– У водолазов спер?
– Почему спер, купил… – обиделся Губатый.
– А они сперли, – констатировал Кущенко. – У военных. Скупка краденого получается! Ладно, я не об этом. Ты хочешь протащить их по коридору?
– Было бы неплохо, да трапы завалены…
– Ёксель-моксель! А на месте вскрыть?
Пименов покачал головой.
– Завтра я посмотрю на завалы в коридоре. Если вся проблема в трапе, постараемся завести на него концы и выдрать с корнем. У тебя сколько сил моторы?
– Четыреста, – сказал Владимир Анатольевич с нескрываемой гордостью. – Выдернем, как больной зуб!
– Володя! – томно позвала снизу Марго. – Ну, что же ты? Вода, как молоко!
Во всех широтах ночь приходит по-разному.
На севере ночь крадется осторожной поступью дворовой кошки, скрадывая краски, выделяя звуки, которых никогда не услышишь днем, накрывая все вокруг плотным, как ночные туманы, серо-черным одеялом. Северная ночь стерильна, как евнух, и бурление человеческих страстей – это бунт против ее прохладного дыхания.
Ночь на юге рушится на мир, как атакующий коршун, вметнув черные бархатные крылья. Эта ночь прозрачна и непроницаемо темна одновременно. В ней горят стразами мириады звезд, и луна над побережьем – не матовый бледный шар, а огромный диск с причудливым рисунком на нем – волнующий, манящий и небезопасный. Она скрывает лица и тела в густой тени, и безжалостно обнажает секунду спустя, как раз в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь.
Тьма полна влаги, солоноватой, живой и теплой, как соки женского тела, как капли пота, стекающие по разогретой дневным солнцем коже, как взвесь из испарений моря, медленно оседающая на камни, неостывшие доски палубы и обращенные к бесконечно глубокому небу лица…
А звуки и запахи… О, эти звуки и запахи южной ночи – природный афродизиак, толкающий на безумства самых расчетливых! Пульсирующий стрекот цикад, запах разогретой солнцем пихтовой смолы, смешанный с прохладным дыханием моря и горчинкой цветочного аромата. Вскрики ночных птиц, шелест волны, сладострастно трущейся пенным животиком о галечный берег. И шорох длинных сосновых игл летящий с обрыва на грани слышимости – шепот нависших над морем деревьев…
«Ласточка» стояла на якорях почти в полукабельтове от «Тайны», с потушенными огнями: мерцающие
