Владимир Анатольевич отсалютовал стаканом, а девицы весело помахали руками из воды.
На «Тайне» было жарко. Пока Губатый оттащил «спарку» на заправку и обтер себя ветошью, Ленка поставила чай и расстелила на юте, в тени, полотенце.
– Быстренько ложись, – приказала она Пименову, растирая руки кремом. – Помассирую. А то ты весь синий…
Леха сопротивляться не стал. Доски пола обжигали даже через махровую ткань, но сейчас это было даже приятно. И руки у Ленки были сильными. Боль из мышц уходила, и он стал ощущать дуновения теплого ветра на покрасневшей от нажатий коже.
– И чайку, – повторяла Ленка, как детскую считалку. – И чайку горяченького! И чайку сладенького! И чайку с лимончиком!
«Костыль, – подумал Пименов. – Костыль должен быть в порядке. Костылю сегодня еще нырять. Костыль для нас – нужный инструментарий. Массаж? Чай? Кофе? Потанцуем?»
Но мысли были отдельно, а ее руки, разминавшие мышцы, приносили ему облегчение, и Губатый начал проваливаться в негу, в легкий полусон, в сладкое, как кисель из варенья, небытие. Он бы так и задремал, но в рубке запищала рация, и Пименов вернулся.
– Погоди, – попросил он, поднимаясь.
Он не ожидал, что сможет встать так легко.
Изотова заулыбалась и он тоже улыбнулся в ответ.
– Спасибо.
– Да не за что. Обращайтесь.
Он шагнул в рубку и клацнул кнопкой приема «Моторолы».
Прослушав сообщение диспетчера, Губатый вышел на корму, под легкий, свежий ветерок, и посмотрел на открытое море. Небо было безупречно голубым, слегка украшенным рассыпанной пудрой легких облаков. И над горами туч не было, но это не значило ровным счетом ничего.
Хотелось выругаться.
– В чем дело? – спросила она. – Что-то не так?
Пименов поманил ее рукой, и они вместе подошли к висящему на переборке барометру.
Стрелка уже не стояла, как прежде в секторе «Ясно и сухо», а заметно отклонилась влево.
– Пока все так, – сказал Губатый. – Но завтра…
Он постучал пальцем по толстому выпуклому стеклу барометра, но стрелка и не шелохнулась.
– С часа на час могут объявить штормовое предупреждение. На нас двигается грозовой фронт, пока он далеко, и, вообще-то, его может пронести мимо, но синоптики говорят, что он может свернуть и сюда…
– Давление падает? – спросила Изотова, глядя на тоненькую черную стрелку.
– Да. Если начнется шторм надо будет уходить.
– Ну и что? Закончится – вернемся.
Пименов пожал плечами.
– Если день-два, то не вопрос, вернемся. Подождем, пока осядет ил, развиднеется. А если зарядит так, как в позапрошлом сентябре, то ждать придется гораздо дольше.
– Насколько дольше?
– Может быть месяц, – сказал Пименов и снял с горелки кипящий чайник. – Если шторм не вернется. А может случиться и так, что вода станет прозрачной только к октябрю. Это море, Лена, никто не знает, как все будет. Ты же здесь выросла, сама должна понимать.
– Мы же так близко, – произнесла Изотова, доставая из пачки сигарету.
Пименов обратил внимание, что руки у нее дрожат. Но это могло быть и остаточными симптомами кессонной болезни.
– Мы же были так близко!
Она посмотрела на Губатого совершенно по-женски, даже с растерянностью, которую тот уж никак не ожидал увидеть в ее глазах. Они словно говорили: «Ну, сделай же что-нибудь!». И Пименов понял, что он бы, наверное, сделал для этой женщины почти все, что угодно. Но остановить надвигающуюся бурю было выше его сил. Он мог попробовать сделать только одно – успеть добраться до цели.
– Не дрейфь, Изотова, – произнес Пименов твердо, хотя еще минуту назад ему и в голову не пришло, что она нуждается в утешении. – Пока ничего не началось, а начнется – выскочим как-нибудь. До порта рукой подать.
Он кривил душой. Для ходкой «Ласточки» это было действительно так, а вот «Тайна» и по спокойной воде шлепала до Цемесской больше восьми часов, чего уж про шторм говорить!
Над бухтой пронесся вой корабельной сирены – это Кущенко давал знать о готовности. Пименов поставил недопитую чашку чая на стол и набросил на плечи настоящую матросскую «тельняшку», отчего сразу стал похож на бывалого морского волка: в простых полотняных штанах чуть ниже колен, босой, загорелый до темно-шоколадного цвета.
– Ну, что? – спросил Пименов. – Готова? Сейчас мы поднимем колокол, а потом ты увидишься со своим прадедом, если ты все еще этого хочешь. Хочешь, Ленка?
Изотова задумалась на пару секунд и после некоторого колебания кивнула.
