дяди Рувима просто лучились от радости. Он буквально выдернул из провала Арин и племянника и от избытка чувств обнял и расцеловал обоих. Вокруг раскопа собрались фактически все члены археологической партии. Настроение царило приподнятое, а после короткого рассказа побывавших в «мине» оно стало еще лучше, практически перейдя в эйфорию.
Сам факт обнаружения неизвестной «мины» на территории национального археологического парка «Мецада», находящегося под патронатом ЮНЕСКО, был событием, достойным первых полос израильской прессы и как минимум упоминаний в прессе мировой. А найти прекрасно сохранившееся мумифицированное тело с остатками одежды и предметами быта того времени в том месте, где исследователи перекопали каждый квадратный метр – невероятной удачей.
Радость всех, причастных к находке, была понятна. Рутинная работа – просеивание тонн земли – ни в какое сравнение не шла с разработкой «мины» двухтысячелетней давности. Выход на нижние ярусы Северного дворца перекрыли, вдоль древних каменных стен протянулись яркие заградительные ленты.
Несмотря на мощное сложение и возраст, Рувим Кац с цифровой камерой в руках и в придачу обвешанный двумя кофрами со съемочной аппаратурой, соскользнул в провал с ловкостью молодого коммандос. Валентину оставалось только не ударить лицом в грязь.
Сначала Арин сверху сняла момент провала Шагровского в подкоп, а профессор снизу запечатлел падение племянника в первую камеру «мины». На этот раз Валентин не рухнул вниз мешком, как случилось час назад, а вполне пристойно приземлился на ноги, стараясь не придавать лицу зверски-суперменское выражение. Тем более что делать дубль особого желания не было. Далее все стало проще – к Шагровскому перешли знакомые обязанности оператора.
В раскопе стало по-настоящему тесно. Профессор Кац занимал не в пример больше пространства, чем Арин, и прижиматься к нему не доставляло Валентину никакого удовольствия, а ведь приходилось еще и снимать. Дядя с трудом протиснулся под скалой, встал, тяжело дыша в респиратор, и замер, глядя на мумию.
– Ничего не трогали?
– Естественно…
– Думаю, Валентин, у нас джек-пот. Почти наверняка могу говорить, что этот человек умер в день падения Мецады. И это был непростой человек. Рядом с ним – письменный прибор и чехол для свитков. Такой же, судя по описаниям, был у Иосифа Флавия. Очень недешевая по тем временам штука.
– На одежде нет украшений…
– Ровным счетом ни о чем не говорит. Осада продолжалась несколько месяцев. Любой кетонет лучше, чем грязный плащ с дорогой фибулой…
Осторожно, стараясь не ступать слишком близко к телу, профессор присел на корточки, направив луч налобника на череп мертвеца.
– Думаю, что он был стар. Половины зубов нет на месте, и посмотри, как сточены жевательные… Наш зелот к моменту гибели как минимум перешагнул семидесятилетие. Ага… Слева… Не могу сказать точно, но похоже, что он был убит ударом в грудь. Причем это не сика, не обычный кинжал, а меч. Видишь полосу под ребрами?
– Полосу вижу…
– Хочешь, поспорим, что это след от удара мечом?
– Дядя Рувим, ну куда мне с тобой спорить?
– А вот это верно!
Профессор довольно фыркнул и продолжил осмотр.
– То, что мы видим – тело одного из защитников крепости, убитого в момент взятия ее Сильвой. Даю девяносто процентов вероятности. Даже девяносто пять. Прошу прощения, что говорил о пустышке. Это сенсация! А если в тубусе окажутся документы – считай, что это второй Кумран. Или даже лучше. Определенно, племянничек, ты привез мне удачу!
Профессор повернулся к Шагровскому, прикрывая налобник рукой, и Валентин увидел его счастливые, смеющиеся глаза.
До нападения на экспедицию оставалось еще более сорока восьми часов.
Глава 18
Иегуда с высоты крепостной стены мог в тонкостях рассмотреть, как римляне строят «черепаху». Зрелище было красивым, словно полсотни солдат исполняли ритуальный танец. Ни одного лишнего движения. Ни одной лишней команды. Каждый из них знал свое место в строю, знал, что должен делать по счету, с какой ноги идти, какую руку поднять… Их действиями можно было бы наслаждаться, как представлением в цирке, но Иегуда слишком хорошо знал, чем завершится спектакль.
Насыпь, подготовленная для осадной башни, поднялась уже настолько высоко, что для меткого броска из пращи по ее строителям не надо было быть опытным воином. Между местом расположения пращников и точкой, где нужно было ссыпать на решетки, связанные из веток, свежую землю, было не более семидесяти шагов. Каждая попытка осаждающих приблизиться к стене Мецады по эстакаде вызывала град камней, летящий в тяжело нагруженных рабов. И множество из этих камней находили цели. Потеряв за три часа полтора десятка носильщиков ранеными и убитыми, римляне построили «черепаху», прикрыв рабов щитами со всех сторон, и готовились продолжать работу.
Защитники крепости встретили действия легионеров криками и свистом. Несколько стрел на излете скользнули по щитам, но римлян не испугали. Снизу донеслись команды сотника, и «черепаха» медленно, но уверенно тронулась вверх по склону, скрывая под панцирем два десятка носильщиков с корзинами, полными мелких камней и коричневой пустынной земли.
Результат осады был предопределен еще до того, как она началась. Предопределен Богом, опытом римлян и их фортификационным искусством.
Иегуда мог сказать с уверенностью – нет крепости, которую не взяли бы римляне. Слишком много раз за свою долгую жизнь он слышал похвальбу защитников неприступных цитаделей, а потом их предсмертные стоны.
Для Рима был важен только результат, а вот расходы – денег ли, людей ли, времени ли – практически ничего не значили. Если нужно, то войска простоят под стенами год. Или два. Или три – если найдется крепость, способная прожить без связи с миром три года. Обычно на то, чтобы взять твердыню, которая до того считалась неприступной, уходило несколько месяцев. Не более. Когда легионы Сильвы стали под стенами Мецады, многие обитатели крепости встретили их оскорбительными криками и свистом.
Что могут эти люди, которые сверху кажутся суетливыми муравьями?
Но Иегуда не свистел и не смеялся.
Война сначала становится искусством, потом работой, схожей с работой каменотеса – рутинной, с известным результатом. Он смотрел, как за считанные часы из камня пустыни вырастают громады лагерей, окруженные насыпными стенами, как раскрываются и устанавливаются за брустверами сотни палаток, как с упорством термитов солдаты – строго согласно единожды написанному правилу – возводят соединяющие лагеря валы, замыкая кольцо вокруг Мецады.
Так же действовали войска Тита при осаде Иотапаты.
Так же действовали они у стен Иерусалима.
Так же действовали они сотни раз до того и будут действовать еще сотни раз после того.
«Черепаха» ползла вверх по насыпанной за несколько месяцев эстакаде. Стучали по щитам выпущенные из пращей камни, летели вниз звучные проклятья обороняющихся. Достигнув нужного места, носильщики опорожнили корзины, и, окутавшись пылью, строй двинулся назад, утаптывая только что уложенный грунт.
Через десять минут процедура повторится в точности, только земля будет высыпана на пару шагов дальше. И снова «черепаха» поползет вниз. А потом – вверх. И снова вниз. Когда эти легионеры устанут закрывать щитами рабов, их сменят следующие и работа не прекратится ни на час. С утра до ночи, с ночи
