В двадцать восьмом Кутепов дважды посещал финский парламент, отвечая на закрытых заседаниях на откровенные вопросы депутатов. Особых трудностей с одобрением намечавшегося воссоединения не возникло, к этому времени пропагандистская машина, запущенная Маннергеймом, смогла сформировать нужное общественное мнение. А когда последовала череда разоблачительных скандалов с рядом высокопоставленных сторонников независимости, механизм воссоединения начал новый виток. Скандалы гремели громкие, по большей части касаемые сотрудничества некоторых политиков с разведками стран Антанты. Доказательства финской контрразведкой были приведены железные, двух сотрудников британского посольства объявили персонами нон грата.
Швед по крови, Маннергейм был финляндцем, как с царских времён в России было принято называть всех жителей Великого Княжества Финляндского: немцев, шведов, русских, финнов и прочих подданных Государя. Карл Густав Эмиль начал службу в русской армии в начале девяностых прошлого века, участвовал в русско-японской, завершив её командиром кавдивизиона, в Великую Войну командовал 12-й кавдивизией, позже корпусом. Став во главе Финляндии, он с начала двадцатых подготавливал почву для воссоединения. Вместе с тем, его недавнее вступление в Монархический Союз России вызывало у Кутепова вопросы. Союз не пользовался широкой популярностью и даже не по причине малочисленности оставшихся после Гражданской дворян. Вопреки пасквилям красноэмигрантов, Кутепов прекрасно знал кем являлась львиная доля белого офицерства, дворян среди них было несчастные несколько процентов. Большая часть служивого дворянства полегла на полях Великой Войны в 1914-16 годах. Тех же, кто в семнадцатом сбежал с огромными суммами, считать сынами и дочерями Отечества язык не поворачивался, чтоб они там о себе не мнили. В Россию этой сволочи путь закрыт, пусть даже они и великие князья. Последнее касается великого князя Кирилла, за день до отречения Николая нацепившего красный бант и приведшего гвардейский флотский экипаж к присяге Думе. По всем законам тогдашней империи это было антигосударственное деяние, тем более усугублённое в условиях войны.
Попади в нынешнюю Россию современник века девятнадцатого или, допустим, из эпохи Екатерины II, он должно быть поразился бы факту, сколь мало дворян имеют монархические взгляды. Последний император немало этому поспособствовал. Как отмечал в своё время крупнейший военный теоретик генерал Драгомиров, Николай стоять во главе России не способен. Да и имеющий огромный авторитет Антон Иванович Деникин не единожды публично довольно-таки не лестно высказывался о нём как о государе, своей мягкостью довёвшем империю до политического краха. Акт отречения Николая был встречен действующей армией со скорбью и в то же время с пониманием, что этот шаг давно вызрел. Отречение никоим образом не затрагивало государственное устройство, на трон должен был взойти Михаил Александрович – младший брат последнего царя. Но… он раз за разом отказывался принять власть и тогда начались поиски следующего преемника, среди которых наиболее вероятным считался Николай Николаевич. Однако вопрос регенства всячески затягивали и тормозили думские демагоги, только и мечтавшие дорваться до власти. И они дорвались, устроив февральский государственный переворот. И Россия была подстрелена на взлёте своего могущества, авантюристы и политиканы принялись разваливать государственный аппарат, армию, тыл… И даже сейчас, по прошествию стольких лет, русское общество так до конца и не изжило всех тех заблуждений, что были впитаны народом стараниями думских демагогов, потоками лжи и клеветы расшатывавших устои Российской Империи. Вот поэтому-то и вызывало интерес Кутепова членство Маннергейма в МСР.
– Помнится, сегодня завершились манёвры гвардии, – сменил тему Верховный.
– Завершились, – подтвердил Расщепеев. – По возращению войск в казармы, Антон Васильевич, приказал дать нижним чинам двухнедельные отпуска.
Кутепов подавил улыбку. Эх, всё-таки статский советник не военный человек! У главкома гвардии генерал-фельдмаршала Туркула натура в известной степени щедрая, но после слов Расщепеева так и представлялись поголовно распущенные по домам гвардейцы. Этакие толпы на перронах и в поездах. Отпуска, естественно, будут в порядке ротной очерёдности.
– Даже Владимир Оскарович на шатурский полигон пожаловал, – добавил Расщепеев, – видать, не удержался.
– Так ведь и немудрено.
Прибытие фельдмаршала Каппеля под Шатуру(4), где дислоцировалась Волжско-Сибирская Ударная дивизия, было событием обыденным. Дивизию эту часто называли просто каппелевской. Половину её полков комплектовалась в Поволжье, половина в Сибири. Исключая казачьи формирования, это было единственное соединение, комплектуемое по территориальному принципу. В начале двадцатых дивизия была переформирована как кадровая из костяка ветеранов-каппелевцев и влилась в семью 'цветной' гвардии. До 1932 года место её постоянной дислокации находилось под Ставрополем-на-Волге(5), весной тридцать второго её расквартировали под Шатурой. Помимо шевронов, мундиры каппелевцев отличались белыми погонами, как повелось с Гражданской. А с двадцать пятого были введены белые околыши фуражек и белые колпаки папах. Вполне естественно, что Каппель не оставлял её без внимания. А уж по завершении манёвров прибыть с поздравлениями – дело святое.
– В Шатуре нынче грандиозный банкет, – произнёс Расщепеев.
– А повод?
Кутепов был слегка изумлён. За годы проведённые на посту Верховного правителя он весьма отстранился от армейских порядков, но не настолько же, чтобы не удивиться банкету после манёвров! Эка невидаль. Другое дело – повод личного свойства. Александра Павловича проняла догадка. Пусть он и не знает как Владимир Оскарович поимённо всех начальников дивизий и отдельных бригад, но не гвардейцев же! Генерал-майора Виталия Мурысова, командовавшего Волжско-Сибирской Ударной дивизией, он знал лично. Толковый и, пожалуй, чрезмерно жёсткий начдив. В дивизии его уважают, что само по себе говорит о нём и как о человеке, и как о воинском начальнике. Сын ставшего у каппелевцев легендой фельдфебеля Марата Мурысова, погибшего в Сибири, одних только 'Георгиев' имевшего четыре креста. В генерал-майорах В. Мурысов отслужил четыре года, из них полтора начальствуя над ударниками-каппелевцами. Вот он повод-то для банкета. Выходит, сам Владимир Оскарович изволил поздравить с собственноручно подписанным производством в генерал-лейтенантство.
Вся эта круговерть мыслей пронеслась у Верховного за секунду.
– Повод, стало быть, обмывание нового чина, – добавил он.
– Ваша правда, Александр Павлович, – подтвердил статский советник и следом задумчиво произнёс: – Давно у меня, знаете ли, интерес есть спросить…
– Так спрашивайте.
– Не много ли гвардии у нас? В европах её куда как меньше.
– Так то в европах, Никита Андреич. А у нас просторы. И соседей куда поболее. Ежели вы сравниваете как оно при Государе было, так заметьте: и армия тогда меньше была. А знаете что? Спросите-ка вы лучше у Туркула.
Расщепеев фыркнул и усмехнулся.
– Нет уж, увольте, Александр Павлович. Он и послать может, – статский советник вдруг застыл. – Слышите? Кажется, к вам гости прибыли.
Кутепов прислушался. Отсюда до ворот было далековато, но гул мотора всё-таки доносился. Интересно, кто ж это пожаловал на ночь глядя? Предчувствие говорило, что стряслось нечто важное и, видимо, дело не терпело отлагательства.
– Пойду-ка я гляну, – встал из-за стола Расщепеев.
Он вышел на крыльцо, оставив дверь на веранду приоткрытой. Через минуту вернулся.
– Песочников примчал. По виду спокоен, как обычно.
– Подозреваю, стряслось нечто интересное, – вслух подумал Кутепов.
Начальник Главразведупра генштаба генерал Песочников вошёл на веранду после вежливого стука.
– Дозвольте!
– Заходите, Алексей Дмитриевич, – пригласил Кутепов, показывая рукой на стул, что стоял у окна подле стола.
Пожав руку гостю, Расщепеев остался у двери, готовый, если потребуется, покинуть веранду. Однако не потребовалось, генерал будто забыл о его присутствии.
