'Кутепией'. Пусть называют. Законность и порядок того стоят. Тем паче, что в самой России 'Кутепия' имеет положительный смысл.
– Лондон на это вряд ли пойдёт, – возразил Песочников. – Ибо слишком очевидный шаг.
– Согласен, – сказал Кутепов. – Англичане уже много лет предпочитают более тонкие методы.
– А знаете, господа, – обратился Расщепеев, – а ведь никто из вас ни слова не сказал, что ликвидаторы превысили меру допустимого.
Генерал поджал губы. Верховный раз-другой пыхнул папиросой, спросив:
– Вы, Никита Андреевич, считаете, что превышена мера?
– Не считаю, Алексанлр Павлович, если мы говорим о мере справедливости. А ежели рассматривать ситуацию в рамках двусторонних отношений, то…
Он пожал плечами и закончил:
– То нам это сейчас весьма некстати.
– Ещё как некстати, – согласился Кутепов. – Между тем, Никита Андреич, вы, кажется, совершенно забываете, что мы лет этак семь, поди, как перестали оглядываться на Лондон и Париж. Не стоит и начинать.
– Напротив, Александр Павлович, я этого не забываю нисколько. Меня, как человека сугубо не военного, заинтересовало то обстоятельство, что и вы, и Алексей Дмитриевич не на йоту не усомнились в правильности способа исполнения приговора Егорову. Вы безоговорочно приняли сторону исполнителей.
Верховный медленно затянулся и так же медленно протянул папиросу к пепельнице, сбив пепел.
– Не безоговорочно, – сказал он. – Согласись я с этим, я покривил бы душой. Но я вам отвечу так: русский офицер неизмеримо важней для меня всех англичан вместе взятых. Не важно, совершил ли он ошибку или не совершил. Просто важней.
– Никита Андреевич, – обратился Песочников, – вам ведь не приходилось посылать людей на смерть? И ждать, вернутся ли.
– Не приходилось.
– Не дай вам Боже, узнать каково это, – вкрадчиво произнёс генерал.
Кутепов потушил папиросу, приковав внимание на себя.
– Подождём официальной реакции Лондона, – подытожил он.
____________________
(1) фоно – сокращённо от фортепиано, то же что и пианино
(2) Парфорс – вид конной скачки: галопом по пересечённой местности. При парфорсе существует опасность того, что лошадь сломает ногу и наездник может получить травмы и даже погибнуть.
(3) Хельсинки – финское наименование Гельсингфорса, ставшее официальным после декабря 1917 г.
(4) Шатура – небольшой посёлок в Московской губернии
(5) Ставрополь-на-Волге [Тольятти]
(6) аршин равен 71,12см
(7) Хью Синклер – руководитель Секретной Разведывательной Службы Великобритании (SIS) в 1923- 1939 г.г.
____________________
Москва. Редакция газеты 'Всероссийский вестник', 20 мая 1938 г.
Цензор вошёл в кабинет без стука, дверь была приоткрыта.
– Ну наконец-то! – выплеснул раздражение редактор. – У меня номер горит!
Цензор лишь улыбнулся, ложа на стол исправленный текст информационной колонки ОСВАГ.
Редактор схватил лист и пробежался по нему глазами.
– Однако… слишком сухо.
Он хотел ещё добавить про яркие краски, ведь новость-то какая! Но осёкся. Цензор уже выходил в коридор.
'По сообщенiямъ англiйской прессы.
Мая 19 дня 1938 года, подъ Аугсбургомъ группой неизв?стныхъ совершено нападенiе на кортежъ губернатора Швабiи сэра Бартона.
Въ результат? покушенiя былъ уничтоженъ взводъ охраны Британскихъ Оккупацiонныхъ Силъ, сэръ Бартонъ получилъ тяжелое раненiе и пребыва?тъ на изл?ченiи въ аугсбургскомъ военномъ госпитал?. Вместе съ губернаторомъ въ госпиталь доставлены н?сколько чиновниковъ оккупацiонной администрацiи. Въ спискахъ убитыхъ значатся начальникъ аугсбургскаго гарнизона генералъ-майоръ Палмеръ, генералы испанской республиканской армiи Егоровъ и Якиръ, членъ британской палаты лордовъ сэръ Моррисъ.
Въ экстренномъ заявленiи прессъ-службы губернатора Швабiи сообща?тся, что по главной версiи сл? дствiя нападенiе совершено группой экстремистовъ-подпольщиковъ, связанныхъ съ С?верной Германiей и правительствомъ генерала Франко'.
Москва, кремль. 27 мая 1938 г.
По безлюдному коридору разносилось гулкое эхо. Министр иностранных дел Лопухов самую малость замедлил шаг, хлопнув раз-другой ладонью по старой, студенческой ещё привычке по поясному карману вицмундира, нащупал часы и вытянул их за цепочку. Совещание Высшего Совета РНС, по его прикидкам, шло уже более часа. Массивная, покрытая позолоченной лепниной дверь поддалась как всегда с лёгкостью. Он вошёл.
За столом в приёмной сидел секретарь Верховного Расщепеев и что-то писал в облицованный чёрной кожей журнал.
– А! Евгений Прохорович, – бросил исподлобья взгляд секретарь. В секунду лицо его просияло, и он вышел из-за стола с благодушной улыбкой. – Рад! Рад вас видеть, Евгений Прохорович.
– Взаимно, Никита Андреевич, взаимно.
Они пожали руки как старые знакомцы, на равных, хоть и был Расщепеев советником статским, а Лопухов советником(1) тайным. Жали руки крепко, как принято исстари – без фальшивых улыбок и якобы вежливых вопросов о делах. За прошедший год, что Лопухов возглавлял министерство иностранных дел, встречаться приходилось далеко не единожды. В некотором смысле Расщепеев был инициатором назначения министра на его нынешний пост, служа в ту пору в аналитическом отделе МИД. Лопухов же, допрежде и не помышлявший о дипломатической службе, трудом и упорством сделал карьеру в Инженерном Корпусе. В общем-то, идею выдвижения на высший министерский пост не кадрового дипломата в Дипкорпусе восприняли по большому счёту спокойно, а председатель кабмина Деникин – даже с теплотой. Лопухов был известен как человек крайне имперских взглядов, не терпящий витиеватостей, но умеющий когда требует дело не рубить на прямоту. И ожидания Деникина, да и Верховного оправдались. В первый же месяц пребывания в министерстве Евгений Прохорович затеял в своей новой вотчине натуральную чистку. Он органически не терпел любое проявление англоманства и франкофильства, он вообще не терпел всякое преклонение перед кем бы то ни было, хоть даже и перед союзными Японией, Италией или Турцией, правда насчёт последних его позиция не была столь непримирима. Однако союзники есть союзники, на подчинённых, тяготеющих к германофилии, он закрывал глаза, так как в интересах текущей геополитики это было скорее России на руку. Вместе с тем, он активно продвигал ярых славянолюбов, которым идеи славянства и даже панславянизма были дороже всех союзников.
– Обождите минутку, – попросил Расщепеев, – я сейчас доложу о вас.
– Благодарю.
Статский советник скрылся за дверью.
