– Прошу садиться, господа, – указал на стол Авестьянов и занял своё место.
Генералы последовали его примеру.
Сравнивая Кажана с фотокарточкой, Григорий нашёл, что в живую тот более представителен. Открытый взгляд на редкость ярко-голубых глаз, смотрит будто с вызовом, словно не существовало ничего, что могло бы его устрашить. Когда он снял фуражку, чуб, лихо завитый по солдатской моде, оказался светло-русым, не сравнить с чёрно-белым фото, где чубина куда темнее. Усы густы, но аккуратно пострижены, на руках белые из шагреневой кожи перчатки, скрывающие обожжённую кожу. Удивительно, как с его статью он выбрал стезю бронеходчика. В стальных коробках вечно не развернуться, не повернуться, впрочем, тут скорее всё от сноровки зависит. Владимир 4-й степени с мечами; значок РНС; на левом рукаве наугольник из чёрной и красной полос, над ним красный солярный крест. На портупее Георгиевский кинжал, который генерал носил с гордостью и только потому, что Георгиевский. Ненаградное холодное оружие бронеходчики не носили. Мундир непривычного здесь светло-зелёного цвета, настолько светлого, что, казалось, он скорее белый. Серебряные погоны, генеральский зигзаг вышит тонкой линией угольно-чёрной канители, что, помимо эмблем на шевроне, указывало на принадлежность к бронеходным войскам. Генерал-лейтенантство Кажан получил недавно – две недели ещё не прошло. Однако то, что его прямой командир в равном чине, Константина Константиновича не смущало, он уже знал: чтобы стать полным генералом Авестьянову не хватает лишь ценза выслуги.
– Не скрою, Константин Константинович, – начал беседу Григорий, – я жаждал с вами познакомиться.
– Благодарю. Надеюсь, ваши ожидания оправдаю.
– В этом я не сомневаюсь совершенно… Для начала, я бы хотел прояснить насколько вы в курсе предстоящих вам дел.
Кажан встряхнул плечами и скромно улыбнулся.
– Боюсь вас разочаровать, Григорий Александрович, но даже не в самых общих чертах. В ГАБУ я пробыл самую малость – каких-то три часа, получил в управлении кадров предписание и поспешил на вокзал.
Авестьянов поднял бровь.
– Странно. Я полагал, Коронатов вас обязательно к себе пригласит.
– Я справлялся о нём… Мне сообщили, его срочно в кремль вызвали. Сказали, что это надолго.
– Ну что же, тогда… Курите?
– Благодарствуйте, бросил.
– А я, с вашего позволения… – соблюл Авестьянов вежливость и вытащил папиросу из коробки 'Оттоманъ'. Затем щёлкнул зажигалкой. Следом подкурил от спички и начальник штаба, подтянув к себе пепельницу для посетителей в виде десятигранника из полированной латуни.
– Вы с семьёй приехали? – поинтересовался Колохватов.
– Нет. Семью оставил в Семипалатинске. В приказе предписано прибыть к сегодняшнему числу. Жду где-то через месяц, жена захотела у родителей погостить. В Ялте. Там внуков давно ждут.
– Далеко же она с вами из родных мест забралась, – улыбнулся Колохватов.
– Не жалуется. Знала за кого выходила.
Кажан мечтательно посмотрел в окно.
– Мы, знаете ли, через месяц знакомства поженились. В тридцать первом это случилось. У меня тогда отпуск в Ялте кончался. Я её в Приморье увёз, я там три года служил. В первое время она жутко скучала… и дорога длинная. От Владивостока до Уральска три недели, а оттуда в Крым ещё две. Не наездишься. Сейчас-то побыстрее стало и гражданская авиация развилась. А тогда…
– Знакомая ситуация, – отметил Авестьянов, затягиваясь. – Моя супруга с детьми из Заамурья сама ездила. Приходилось расставаться. Не бросать же дивизию на два месяца.
Он стряхнул пепел и перешёл к делу:
– Итак, Константин Константинович, приказ о сформировании вашей дивизии поступил 10 дней назад. Поскольку первоначально перед управлением корпуса такая задача не ставилась, основной объём ложится на ваши плечи. Дивизию будете разворачивать на базе пятьдесят пятого лёгкого бронеходного полка. Думаю, с полковником Шаповаловым вы быстро найдёте общий язык. Командир он отменный и за прошедшие дни успел немало сделать. Сейчас он формирует двадцать третью бронебригаду, которой пока и распоряжается до прибытия её командира.
– Известно кто назначен на двадцать третью и когда его ждать?
– Пока нет. Но это решится в ближайшие дни. Формированием двадцать четвёртой бронебригады занимается генерал-майор Ермоленко. Рекомендую его самым положительным образом. Правда, сквернословит он через меру, как заправский унтер.
– А кто без греха? – с улыбкой произнёс Колохватов. – Чего уж тут.
– И то верно. На Ермоленко, Константин Константинович, можете полагаться смело. Он служил в Северной Германии. Под Дрезденом. Был наштадивом пятой мотопехотной дивизии. А там, знаете сами, какие специалисты… чтоб перед союзниками в грязь лицом не ударить.
– Право же, это замечательно, – заметно приободрился Кажан. – Дивизия формируется по новым штатам?
– Да.
– Хм… Ну, не с одного же полка она разворачивается.
– Верно. На базе пятьдесят пятого создаётся 'второй' полк, часть техники передаётся в него из хозяйства Шаповалова. Пятьдесят пятый взамен пополняется 'Штормами' и 'тридцатьвосьмёрками'. В штарме мне обещали, что скоро с путиловского завода придёт эшелон с 'тридцатьдевятыми'.
Кажан довольно улыбнулся. За те часы, что довелось провести в ГАБУ, он успел ознакомиться с новыми штатами родных войск. С лета текущего года в каждой бронебригаде создаётся тяжёлый бронедивизион в составе двадцати четырёх Б-38 'Витязь I' или более новых Б-39 'Витязь II', модификации 'тридцатьвосьмёрки', принятой на вооружение в 1937-м. Там же в Москве ему стало известно, что благодаря опыту Испании, было принято решение отказаться от концепции пехотных бронеходов, что повлекло за собою упразднение в мотострелковых и мотопехотных полках отдельных эскадронов и дивизионов. Бронеходы теперь сводились в кулак, а не разбросаны как прежде с подчинением пехотным командирам. Решение это оплачено кровью, одних только тяжёлых Б-38 в Испании потеряно 52 машины. Там же в ГАБУ он слышал разговор, что в Англии, на основании опыта Испанского Экспедиционного Корпуса, форсируются работы по созданию более бронированных танков. Ибо британские крейсерские 'лохани' Мк I и пехотные 'Матильды I' не способны при столкновении с русскими машинами воевать на равных.
Промелькнувшая мысль про Испанский Экспедиционный Корпус отозвалась глухим раздражением. Корпус только назывался 'испанским'. Это было сводное соединение британской армии, с сентября 1937-го воевавшее за республиканцев. Французы тоже воевали, но их войска, как и русские, и итальянские назывались добровольческими. Из настоящих добровольцев состояли лишь интербригады, где марксистов, интернационал-социалистов и прочих левых было полным-полно со всей Европы, а некоторые полки и батальоны состояли из американцев. И кого только не было: красноэмигранты из России, австрийские, германские, итальянские, французские, югославские и венгерские коммунисты. Гражданской войну в Испании в последние полтора года можно назвать с большой натяжкой, по сути своей это нейтральное поле битвы двух непримиримых лагерей. И не важно, что, например, в Великобритании не господствует коммунизм, важно, что корень у марксистов и британских лордов один. А деление на правых, левых и центристов – попросту обычная условность из западноевропейских правил политических игр. Кроме того, испанская война до невозможности странная, в ней участвуют войска крупнейших европейских стран, но при этом эти страны не находятся в состоянии войны, не разрывают дипломатических отношений, ведут между собой торговлю. Как будто Испания – полигон для будущей и, если можно так выразить, более серьёзной войны.
Нахлынувшие мысли об Испании Кажан отбросил через пару секунд, сейчас было не до них.
– Нестор Иванович, – протянул Авестьянов начальнику штаба красную кожаную папку, – передайте.
Из рук наштакора папка перекочевала к Кажану.
– Вы, Константин Константинович, изучите пока что. Это ваша дивизия. На бумаге. То, что пока есть и
