– Ничего, будет вам ещё дивизия.
– Да ну! – Задерин 7-й скривился: – Сами-то, Григорий Александрович, верите в то, что говорите? У нас в артиллерии как на бригаду встал, так считай и всё. Продвижение дальше идёт туго. А принимать под начало какую-нибудь пехотную дивизию не по мне.
– Не сомневаюсь даже, – обронил Авестьянов, вспомнив, что Задерин при знакомстве хвастнул, мол, является в своём роду артиллеристом в седьмом поколении. В принципе, об этом догадаться труда не составляло, окончание '7-й' после фамилии говорило само за себя. Такие окончания пошли ещё с петровских времён, когда возникали офицерские династии, основанные выслужившимися в офицеры солдатами и матросами. Кто-то из предков Задерина был фейерверкером батареи Раевского в Бородинском сражении.
– Однако где Дрыгин? – поинтересовался начбриг, провожая глазами грузовик с полковым имуществом, что вклинился между тягачами. – Пора бы ему объявиться.
Командир 333-го полка полковник Дрыгин должен был прибыть к вечеру, об этом Авестьянов и сообщил Задерину 7-му.
– Вы, Николай Палыч, наперёд не беспокойтесь, – добавил Авестьянов. – Дрыгин тут у вас сильно вольничать не будет.
– А хоть бы пусть и попробовал, – усмехнулся начбриг. – У меня не забалуешь.
Он кивнул в сторону со словами:
– Вон казак ваш идёт.
Григорий обернулся. Есаул Маренко шёл быстро, придерживая на ходу ножны с шашкой.
– Ну, что там? – опережая адъютанта спросил Авестьянов, когда тот подошёл.
– Машина готова, Григорий Александрович.
– Хорошо, – Авестьянов проследил за очередным, въезжающим в парк тягачом и обратился к Задерину: – Мне пора, Николай Палыч. Спасибо за 'волшебный' чай.
– Пробрало-то 'волшебство'? – довольно улыбнулся начбриг.
– Пробрало. Коньяк действительно хорош.
Они пожали руки и расстались. По пути из парка Авестьянов думал, сколько же мороки теперь Задерину 7-му предстоит. 'Вселение' 333-го полка обстроено как возвращение бригадных подразделений с полигона. Это ж сколько раз на этой недели придётся людей гонять на полигон и обратно? Чтобы создать нужное впечатление для наблюдателя со стороны, что количество убывших и вернувшихся подразделений совпадает.
– Теперь, Пётр, едем в Вижайны, – сказал Авестьянов водителю, когда вместе с Маренко уселся в машину, ждавшую за воротами.
Генеральский 'Морозовец' тронулся, за ним двинулись грузовики и броневик взвода охраны.
____________________
(1) фланёр – (от фр. flaneur), дословно: человек, гуляющий без дела, праздношатающийся. На языке русской контрразведки означает 'кочующего' вражеского агента, занимающего, под видом мирного жителя, сбором сведений преимущественно на ж/д станциях. Широкое распространение термин получил в Мировую Войну.
Дорога до Вижайны местами петляла. Пыльная, в рытвинах, с заросшими обочинами. Транспорт встречался нечасто, поначалу, ближе к Еленево, всё больше военные грузовики, потом проезд уступали рейсовые автобусы. Легковушки стремились обогнать. Польских деревень вдоль дороги попалось всего три, живут ли там одни поляки Авестьянов не знал. Деревни точно из старых, хоть и были дорожные указатели на русском, но названия польские. Хотя если не знать, то и не скажешь, что две из них польские: Сидоры да Смольники. Вот Рогожаны – те, похоже, польские. Впрочем, как сказать – с тем же успехом можно утверждать, что название присуще некоторым уездам Белой Руси. Новых деревень по пути попалось аж восемь. Им от силы лет десять-двенадцать. Новая Власовка, Верхняя Осоевка, Задиры да другие – все они построены переселенцами из Малороссии, Белороссии и средней полосы Великороссии.
Через несколько часов, когда до Вижайны оставалось не более двадцати километров, колонна стала у железнодорожного переезда. Шлагбаум был опущен, у самого края полотна стоял осанистый старик в путейском вицмундире, держа в руке флажок. Недалеко за лесом приближался состав, выдавая себя больше не шумом, а расползающимся по воздуху столбом чёрного дыма.
– Разомнёмся маленько, – предложил Авестьянов, открывая дверцу.
Есаул последовал за ним, а через минуту бросил баранку и ефрейтор. 'Забурлил' взвод охраны, используя паузу в движении, бойцы поотделённо поспешили до ветру, оглашая округу гомоном и шутками.
Авестьянов закурил, осматривая домик смотрителя. Так и вертелось на уме 'станционного', как у Пушкина. Только лошадей тут, конечно же, нет. Дом, как дом, сложен из кирпича, а крыша деревянная, с петушками. Небольшой двор огорожен штакетником, в сторону поля уходит тропинка к огороду, на котором зеленеют грядки молодой капусты и взошедших огурцов. Что-то там ещё росло, но отсюда не разобрать, мешали ухоженные кусты малины, чёрной смородины и крыжовника. Дед, выходит, огородник.
– Что, Игнат, пройдёмся?
– Чего ж не пройтись…
Адъютант пошёл рядом с командиром, держась немного в стороне и сзади. Окна домика были прикрыты ставнями, защищавшими от жарящего солнца. Шторы у путейца не водились. Вдруг выскочил из открытой калитки здоровенный пёс и, даже не гавкнув, опрометью бросился к чужакам, резко остановившись саженях в десяти. Он не лаял, лишь пристально следил за непрошеными гостями.
– У, каков! – усмехнулся Авестьянов.
– Умный, чертяка, – похвалил Маренко. – Добрый сторож.
Чадя угольным дымом, к переезду подошёл паровоз и, не сбавляя хода, пронёсся мимо, таща за собою платформы. Десятки платформ. На каждой укрытые брезентом бронеходы. Судя по габаритам и угадываемым (человеком сведущим) силуэтам, это были лёгкие 'Вихри'. Нынче они считались устаревшими. С минувшей зимы ранние модификации 'Вихрей' 1933-34 годов заменялись одноклассовыми 'Ермаками' Б-36. Назвать последних жестянками у Авестьянова язык не поворачивался. С 'Ермаками' он успел хорошенько ознакомиться на полигонах и смело считал этот лёгкий бронеход в своём классе выдающимся. При примерно шестнадцати с половиной тоннах веса, Б-36 имел 40-мм броню корпуса и 45-мм башни. Дизель В-6 в 340 лошадок позволял развивать скорость 50 км/ч по грунту. Экипаж четыре человека, вооружение: 45-мм пушка и пулемёт Дегтярёва. Бронеход вышел на редкость удачным, после войсковых испытаний в ноябре прошлого года жалоб на него в войсках не было. Поговаривали, что 'Ермаки' скоро станут производить не только в Екатеринбурге, а и в Киеве.
– Кроха! А, ну ступай в хату! – скомандовал смотритель, когда состав ушёл. Затем, подойдя к офицерам, обратился к Авестьянову в старой манере: – Он у меня смирный, ваше превосходительство.
– Хороший пёс у вас, – сказал Григорий, шагнув навстречу, и протянул руку.
Путеец пожал крепко, даром что глубокий старик. И представился, явно обрадованный возможностью пообщаться:
– Евстигней Карпыч я. Земляков. За Кроху извиняйте, не думал, что вы к дому подойдёте.
Авестьянов представил себя и Маренко и спросил с улыбкой:
– Почему, интересно узнать, Кроха? Он же почти с телёнка ростом.
– А! – крякнул смотритель. – Сперва-то он во-от (показал он ладонями) таким был. Одним словом, Кроха и есть… Папироской, я извиняюсь, не расщедритесь? А то мне мой самосад нынче горло драть стал. Ужасть просто…
Григорий открыл коробку 'Оттомана' и протянул, угощая. Взяв папиросу, старик чиркнул спичкой. Затянулся, одобрительно поплямкал и, повеселев, сказал:
– Благодарствую, ваше превосходительство.
– Да бросьте вы превосходительствовать. Теперь так не принято. Уже давно так не говорят.
– А я и не каждого так называю.
– Неужто так часто генералы тут ездят?
– Ну, положим, не часто. Но ездют. И статские енералы тоже.
