Не получалось. В голове сразу начали выстраиваться планы на утро и день. Уйму дел нужно завершить. Все-таки лучше убраться из города пораньше.
– Не нужно было, – прошептала Теа.
– Думаешь? Ныр не слишком убедительно протестовал.
– Он вообще не протестовал, – проворчала рыжая. – Я бы услышала. Они там сейчас… Не важно. Я не о случке. Лягушка – самец, и ему нужно.
– А что тогда тебе не нравится?
– Считаешь меня такой привередливой?
– Нет. Но ты бываешь немножко поспешной. Не успеваешь думать.
– Наверное, ты прав. Но сейчас я хорошо подумала. Ква, не нужно так зарабатывать деньги. Тебя убьют.
– Ну, это не очень свежая новость, – вздохнул вор. – Не вижу, как можно уйти от своей судьбы.
– Я никогда не стану удирать от честного боя, – зашипела было лиска, но тут же сбавила тон. – Нельзя менять жизнь и свободу на деньги. Это… неправильно.
– Мы относимся к жизни по-разному, а в клетках оказались по соседству, – заметил Квазимодо. – Я предпочитаю обманывать сам, чем быть обманутым. По крайней мере дураком себя реже чувствуешь.
– Разве люди не умеют жить честно?
– Ну, наверное, кто-то живет. Уж не знаю, много ли счастья честность им приносит. Но я – вор. Я по- другому жить не умею. На рожу мою посмотри. Что мне теперь, с голоду покорно подыхать?
– Твое лицо ни при чем, – прошептала рыжая. – Ты самый бесстрашный и самый хитрый воин из всех, кого я знала. Почему ты вор?
– А кем я должен быть?
– Не знаю. Ты хитрый – ты придумаешь.
Квазимодо хмыкнул:
– Предлагаешь мне поменять специальность? А зачем?
– Чтобы ты умер не как бешеная собака.
– Ну, цель достойная. Я собак тоже не люблю. В общем-то я не против. А какие варианты ты предложишь?
– Я? – Теа посмотрела пораженно. – Я не знаю, как достойно умирать людям.
– Вот сложная ситуация. Я тоже не знаю, как правильно нужно умирать. Как-то мало достойных людей мне попадалось, некому было пример показать. Придется подумать над этой проблемой. – Квазимодо привычно погладил корявую щеку. – Только ты не могла бы пообещать мне одну вещь – пожалуйста, не дели нас на людей, Хозяев Холмов и прочих водоплавающих. Мы, конечно, разные, но клетки у нас были рядом. Да и сегодня нам могли вышибить мозги одновременно. Ну разве что тебе чуть позже.
– Не намекай, псина тупая, – зарычала рыжая.
– Какие намеки? – Вор пожал плечами. – Ты стала привлекательнее. Наверное, это приятно и…
– Не смей так говорить!
– Что ты злишься? Думаю, при большом желании стать прежней ты сможешь в любой момент.
– Ты хочешь, чтобы я стала прежней?
– Нет, – буркнул вор. – Лучше быть красивой. Уродом всегда стать успеешь. Вот если у меня вырастет глаз и отрастут зубы, я обязательно выбьюсь в благородные лорды и растолстею.
– Зачем толстеть? Думаешь, красиво?
– Нет, когда у меня будет до хрена зубов, я буду, как Лягушка, непрерывно грызть орешки, копченые колбаски и другие вкусные вещи, и у меня наверняка появится пузо. И я смогу помереть достойно, как все приличные пузатые господа, – от переедания.
Теа тихо засмеялась:
– Такого никогда не будет. У тебя желудок крепче моего. А я какой только гадости не жрала в тяжелые времена.
– У меня тоже как-то случилось несколько неурожайных лет, – заметил Квазимодо. – Живот привык. Но это было уже давно. На Флоте кормили каждый день.
– Почему ты никогда не говоришь о своем детстве?
– Не очень-то это интересно. Ты тоже помалкиваешь.
– Мое детство давно кончилось, – насупилась рыжая.
– Разве? Вспыхиваешь ты, как девчонка несмышленая. Не обижайся. Честно говоря, мне иногда кажется, что я никогда не был ребенком. Ладно, что там наш ластоногий? Не утихомирился еще?
– Я ничего не слышу. Наверное, устал.
– Пойдем посмотрим. Как бы с ним с непривычки чего не приключилось, – обеспокоился вор.
Ныряльщика в комнате не было. Кровать подтверждала имевшее место близкое знакомство с представительницей местных жриц любви, кувшин был пуст, пахло сладчайшими конфетами, но самого фуа и след простыл.
– Ты что, не мог подобрать запах поприличнее? – пробурчала Теа, размахивая и разгоняя воздух запасной рубашкой.
– Я старался. Этот аромат самый безвредный, – сказал вор. Теперь и ему самому казалось, что благовония нестерпимо приторны. – Это нам после двора так в нос шибает.
– Может, Лягушка задохнулся и не заметил? – предположила рыжая.
– Тогда бы здесь валялся. Нет, он добавлять пошел, – уверенно сказал Квазимодо, успевший проверить спрятанные деньги и несколько успокоенный их сохранностью.
– Ему что, мало? – изумилась Теа. – Они тут мычали, как…
– Думаю, он решил пива добавить. Или на сливовицу с инжирной перешел…
Фуа явился на рассвете. Пошатываясь, покрутился в центре комнаты и с треском сел на шаткую постель.
– Ныр, ты как? – сонно спросил Квазимодо.
– Хорошо. Подставил ты меня. А они мягкие. Пиво подорожало. Смешливые. Врут… – последовательно изложил ныряльщик свои впечатления, рухнул на подушку и моментально засопел.
Утро прошло в хлопотах. День выдался душным, и, идя к казармам, вор порядком взмок. Действительно, быстрей бы на вольный воздух холмов двинуться. Квазимодо разговаривал с писарем солдатской лекарни, когда увидел несущегося со всех ног Костяка. Пришлось свистнуть. Мальчишка изменил курс, почтительно поклонился писарю и доложил одноглазому вору:
– Вас там ищут. Гости приехали…
Квазимодо распрощался с лекарским писарчуком, не торопясь зашел за угол:
– Что там стряслось?
– Гвоздь послал. У южных ворот о тебе и рыжей чужие расспрашивали. По виду охотники или контрабандисты. Двоих из них наши узнали. Эти год назад караван, пришедший из Калатера, сопровождали.
– Издалека пожаловали, – с удивлением покачал головой вор. – И что, много их там?
– Человек двенадцать. Остановились в «Кошачьей песне». Когда вопросы задают, «подмазывают» щедро. Гвоздь спрашивает – ты знаешь, кто они такие?
– Понятия не имею. Но встречаться что-то не хочется. Дуй в «Дух реки», скажи моим, чтобы живо лошадей седлали. Отведешь их к Смоляному проезду. Я там ждать буду. И скажи рыжей, чтобы перестала быть рыжей…
Идя скорым шагом к оружейной мастерской, где уже давно был устроен небольшой склад заранее купленного оружия, Квазимодо подумал, что городская жизнь кончилась внезапно. Еще бы пару дней или хотя бы один. Столько дел не доделал. Впрочем, так всегда бывает. А вообще – неприятно. Экие длинные руки у хозяев Калатера.
Нагруженный свертками с оружием Квазимодо вышел к узкому Смоляному проезду. Друзья уже ждали. Теа, с повязанной платком головой, проверяла сбрую. Помятый Фуа с тоскливым видом пил купленную у разносчика подслащенную медом холодную воду. На буланой кобыле вора с гордым видом восседал малолетний Костяк.
– Слазь, кавалерия, – сказал Квазимодо и принялся разгружаться.
