Она запретила герою Чесмы покидать флот и приказала учредить в портовых городах строгий надзор, чтобы он не вернулся. Он нарушил приказ и в 1773 г. появился в Петербурге. Ему приказали удалиться в Ревель. Но это была только мимолетная гроза. Скоро возвращение фавора Григорию вернуло первенствующее положение и Алексею. Екатерина снова начинает идеализировать в нем национального героя, творца новой славы – славы русского флота. Театр прославляет его подвиги; на золотых медалях он изображен Марсом; в Царском воздвигается мраморная колонна в память его подвигов, а в 1774 г., когда иностранные послы, живущие в Петербурге, напрасно употребляли все усилия и пытались пустить в ход подкуп, чтобы узнать текст мирного трактата с Турцией, и Панин отказывался сообщить его даже союзным дворам, под предлогом некоторых еще не устраненных затруднений, чесменский победитель овладел текстом и преспокойно велел собственной властью напечатать его в Ливорно.
Но в обществе его престиж уже уменьшился. Дюран полагает, что выражает общее мнение, когда пишет:
«У графа Алексея Орлова есть только сила, но нет мужества. Обстоятельства выдвинули его вперед; но сам он, по своим дарованиям, не способен создать обширного проекта, а еще менее энергично выполнить его. Никогда во время своих кампаний он не подходил под неприятельские выстрелы и ни разу на борте его корабля не было убито ни одного человека. Он менее предан императрице и менее полезен ей, чем она воображает. На днях он отзывался о ней чересчур свободно».
Между тем, за три года перед тем, один из предшественников Дюрана видел в герое, о котором мы прочли такой отзыв, «человека могучего, действующего смело по обдуманному плану». Предшественник Дюрана восхвалял «его мужество, честность и прямоту». Однако уже и в это время не таково было мнение Иосифа II, познакомившегося с Орловым при его проезде через Вену. Австрийский император, вообще умевший определять людей с первого взгляда, хотя в определении событий он бывал не так счастлив, писал брату Леопольду: «Я нашел его таким, каким вы мне его описали – крутым, откровенным, но ограниченным». В то же время император шутил над Голицыным, тогдашним русским послом: «Он находится в смертельном затруднении... ему стыдно, а между тем он должен разыгрывать пажа... В ложе, где сидит Орлов, он постоянно стоит, изображая из себя русского раба, после того как в продолжение двадцати лет, прожитых вне своего отечества, разыгрывал свободного человека». Относившаяся к нему еще более недружелюбно, княгиня Дашкова, отзывается о нем в разговоре с Дидро: «Если верить слухам, тот из братьев Орловых, которого зовут „помеченный шрамом“, один из величайших разбойников на свете».
В течение своей карьеры Алексей Орлов больше всего оправдал оценку Иосифа. Встретив еще больше, чем брат, соперника в лице так внезапно возвысившегося Потемкина, он еще менее Григория был в состоянии бороться с этим противником иначе, как кулаком. Новичок был тоже варваром и горячим человеком; но этой горячностью в нем, по-видимому, управлял тот неуловимый инстинкт, встречаемый у некоторых дикарей, который ему заменял знание, талант, иногда даже гений. Для борьбы с этим соперником у Алексея были или грубые приемы крючника, или выходки избалованного ребенка. Бросив все свои должности, он уехал в Москву; когда же никто не думал его вызывать оттуда, он возвратился сам собой и надоедал Екатерине сценами, пугавшими, но не покорившими ее. Она не смела и не хотела отнестись строго к человеку, которого сама так возвысила, но еще менее была расположена пожертвовать ради него новым товарищем, или скорее повелителем, которого избрала себе. Ее заветным желанием, над осуществлением которого она работала несколько лет – было примирить этих двух опасных соперников. В 1783 г., по смерти Григория Орлова, Екатерина передала Алексею право – разделяя эту привилегию с Потемкиным – носить знаменитый портрет, пожалованный, затем отнятый, и наконец опять возвращенный бывшему фавориту. Как ни велика была эта честь, она не обезоружила Орлова. Вечером, встретившись во время игры у императрицы в присутствии зорко следивших за ними придворных, соперники обменивались натянутыми приветствиями и любезностями; но на другой день в апартаментах императрицы, куда Орлов сохранил доступ, поднялась яростная ссора, и громовые голоса спорящих заставили дрожать стекла и бледнеть испуганную государыню.
Вторая турецкая война застала героя Чесмы еще в Москве, дующимся на императрицу и ее двор. Орлов спешил предложить свои услуги, и их предупредительно приняли: если ему угодно, он может командовать флотом. Но командовать флотом значило быть подчиненным Потемкина, которому было поручено главное начальство над всеми морскими и сухопутными силами, призванными для борьбы с исламом. Орлов на это не согласен; он требует, чтоб за ним осталось первенство по праву старшинства. Ему говорят, что он может оставить при себе услуги, которые некуда применить! Пусть он только не вздумает оспаривать и критиковать операции, принимать участие в которых отказывается! Зачем он впутывается! «Он нам свалился как снег на голову», – пишет Екатерина с очевидной досадой своему генералиссимусу. – «Пусть себе возвращается в Москву».
Орлов так и сделал, продолжая на этот раз свое добровольное изгнание до конца царствования, совершенно упав духом и утешаясь жизнью эпикурейца. Тогда он опять появился в Петербурге, вызванный, как говорят, волей Павла, в виде мести заставившего его продежурить двое суток у тела Петра III, вырытого через тридцать четыре года, а затем нести корону, похищенную у убитого императора при его содействии. Вернувшись с этой церемонии, Орлов нашел приказ о возвращении в свои поместья. Ему удалось получить разрешение на заграничное путешествие, и до 1801 г. он жил в Германии, главным образом в Вене. Смерть Павла позволила ему вернуться в Москву, где он умер в 1808 г., оставив огромное богатство единственной дочери, не вышедшей замуж.
У него был от Екатерины сын,[27] который носил фамилию Чесменского. Он воспитывался в кадетском корпусе и получил от матери несколько знаков внимания, хотя она, по-видимому, заботилась о нем мало. Как мы видели, чувство материнской нежности в ней не было развито. Позднейшая судьба этого плода любви нам неизвестна.
Род Ивана Орла и Орловых продолжался законным образом только до 1832 г. в лице меньшого из пяти братьев, академика Владимира, ученые споры которого с его коллегами, – часто приводимыми в изумление и обезоруживаемыми смелостью и спокойной уверенностью, с какими он выдвигал и поддерживал самые рискованные предложения, – долгое время составляли постоянный предмет разговоров в столице. Единственный сын его сошел в могилу в 1728 г. – Михаил Орлов, подписавший в 1814 г. капитуляцию Парижа и написавший ее историю, также как Алексей, подписавший парижский трактат 1856 г. – незаконные сыновья Федора, одного из пяти братьев, возведших Екатерину на престол. Глава, которую эти пять братьев вместе с ней в этот день вписали в историю, поставила их возле престола особняком, вне всяких рамок, дав им положение, которое не должно было стать наследием потомства.
I. Происхождение. – 13-го июля 1762 г. – Серебряный темляк. – Воспитанник Екатерины. – Записка императрицы. – Возвышение фаворита. – II. Сосредоточение власти в его руках. – Должности и почести. – Граф и князь. – Новые домогательства. – В Троицкой лавре. – Комендант и комедиантка. – Екатерина не хочет венчаться. – Порванное очарование. – III. Новая звезда на горизонте. – Завадовский. – Борьба. – Победа Потемкина. – Распорядитель императорскими прихотями и вице- император. – IV. Физиономия его личности. – Циклоп. – Сибаритство и беспорядочность. – Горячность и доброта. – Не любим!.. – Честолюбие. – Фатализм. – Тщеславие. – Главная квартира в Бендерах. – Сарданапал. – V. Умственные дарования. – Государственный человек. – Воин. – Творческий гений. – Помощник Екатерины. – Взаимность услуг и нежных излияний. – Мораль и история. – Любовь. – VI. Любовные приключения. – Пять племянниц. – Варенька. – Прекрасная фанариотка. – Княгиня Долгорукая. – Стиль великого влюбленного. – VII. Закат светила. – Зубов. – В Таврическом дворце. – Прощальный вечер. – Смерть. – Херсонская могила.
От 1774 до 1791 г. при жизни и царствовании Екатерины Россией деспотически, или почти деспотически, управлял человек, о котором до сих пор трудно сказать, был ли он гений или сумасшедший. В истории великих событий и удач, выпадающих на долю людей, к сожалению, часто встречаются подобные недоразумения. Следует ли в этом видеть счастливый случай или иронию, прибавленную к жестокой загадке жизни, или возможно – когда уже факты совершились – усмотреть в этом естественное следствие необыкновенно плодотворной комбинации природных или приобретенных качеств в этом необыкновенном человеке – неоспоримо, что время его близости с Екатериной было кульминационным пунктом великолепия и побед славного царствования. Потемкин обращался со счастьем, как с послушной рабыней, и оно улыбалось ему. Ему случалось так же обращаться и с Екатериной, и она не была недовольна этим.
