“…бедные дикари, они выбрали нас для ежегодного жертвоприношения Близнецам-Солнцам. Неудачное стечение обстоятельств, что они из всего племени выбрали именно нас. Остается совсем немного! Лучше будет, если кто-нибудь заменит нас, как только мы улетим”.
Последнее послание болью отозвалось в мозгу Рейвена. Бедные дикари. Все контролируемые миры находились под властью подобных существ. Звезды сверкают, но мир вокруг них погружен в бездонную черную темноту.
В течение трех последующих недель он внимательно следил за новостями, распространяемыми по радио и спектроэкрану. Неистребимая любовь к секретам, свойственная всем бюрократам, вновь проявляла себя во всем блеске. Для автократического мышления само собой разумеется, что важные новости не следует распространять… в интересах самой публики.
Рейвен спокойно анализировал все новости и идеи, отбирая схожие для более глубокого и детального изучения в комплексе.
В конце третьей недели трехмерный цветной спектроэкран вновь начал передавать душещипательный сериал в двадцати четырех частях. Это был один из тех набивших оскомину сериалов, в котором главный герой-телепат долго и страстно изучает мозг героини-немутанта и находит его чистым и высоконравственным. Отрицательный герои был представлен в лице мутанта, разговаривающего с насекомыми. В конце сериала его обязательно уничтожат, добродетель восторжествует. Дэвид с досадой вздохнул и отправился искать Кайдера.
Человек, который его встретил в дверях, был похож на боксера, уже закончившего выступления на ринге. Нос у него был деформирован, уши порваны. Одет он был в серую рубашку.
– Кайдер дома?
– Не знаю, - соврал незнакомец. - Сейчас посмотрю. - Его маленькие глубоко посаженные глазки внимательно изучали Рейвена. - О ком мне доложить?
– Дэвид Рейвен.
Имя ему ничего не говорило. Пока он шел докладывать, оно без конца повторялось в его мозгу, будто он боялся его забыть. Наконец он вернулся.
– Мистер Кайдер примет вас.
Ковыляя на своих кривых ногах, он проводил Рейвена в глубину дома и хриплым голосом объявил:
– Мистер Рейвен.
Затем исчез.
Это была обычная комната, с обычным набором мебели, с обычным письменным столом. Но коробочки исчезли Кайдер встал и почти неохотно предложил Рейвену стул.
Рейвен сел, вытянул ноги и улыбнулся.
– Итак, Сэм добился своего. Всегда существует шанс.
– Дело свелось к уплате издержек Я потерял на этом сотню монет, но считаю, еще дешево отделался. - Он поморщился и добавил: - Старый дурак на кафедре счел нужным предупредить меня, что даже вы не смогли бы меня спасти, если бы я воспользовался открытыми каналами во второй раз.
– Возможно, он сделал это, чтобы придать делу больший драматизм. Однако все хорошо, что хорошо кончается.
– Это точно. - Наклонившись вперед, Кайдер выжидающе посмотрел на Рейвена. - А сейчас вы пришли получить должок?
– Проницательное замечание, хотя и выраженное в грубой форме. Скажем так: я пришел, чтобы кое-что выудить у вас.
– Сколько? - Кайдер с готовностью открыл ящик стола.
– Деньги? - недоуменно поднял брови Рейвен и с выражением страдания на лице посмотрел в потолок. - Он говорит о деньгах, вы только подумайте!
Кайдер с силой задвинул ящик.
– Послушайте! Я хотел бы узнать, почему вы сначала загнали меня в ловушку, а потом сами же из нее вытащили?
– Разные ситуации.
– В каком смысле?
– Тогда вы представляли для меня угрозу и лучше было убрать вас с дороги. Теперь же проблемы почти закончились и отпала необходимость держать вас под замком.
– Итак, вы уже в курсе, что война прекратилась?
– Да. Вы получили приказы на этот счет?
– Получил, - с некоторой горечью ответил Кайдер. - И мне это совсем не нравится. - Он бессильно развел руками. - Я искренен с вами. У меня нет альтернативы, так как вы всегда сможете прочесть мои мысли. Вскоре все движение прекратит свое существование.
– Это уже неплохо. Вы боролись за собственное правительство, если только тайную диктатуру одного человека можно назвать собственным правительством.
– Волленкоту самой судьбой предназначено править, но у него не хватило храбрости стать диктатором.
– Он не нуждался в храбрости. Все, что было необходимо, обеспечивалось Торстерном.
Кайдер удивленно поднял брови:
– А при чем здесь Торстерн?
– Вы знаете его?
– Он известен всем жителям Венеры как один из семи самых великих людей планеты.
– Самый великий, - поправил Рейвен. - Он настолько велик, что думает о Венере как о своей вотчине. Именно он владел душой и телом Волленкота, пока не “отпустил его на волю”.
– “Отпустил его на волю”? Что вы хотите этим сказать?…
Мозг Кайдера лихорадочно работал - “насекомовед” пытался хоть что-нибудь понять. Затем Кайдер выпрямился и пробормотал:
– Возможно. Лично я не знаком с Торстерном. У него репутация жесткого и амбициозного человека. Если Волленкотом кто-нибудь управлял, то Торстерн - наиболее подходящий для этого человек. - Кайдер опять поморщился. - Я никогда не подозревал его. Он всегда был в тени.
– Вот именно.
– Торстерн! О господи! - Кайдер посмотрел Рейвену прямо в глаза. - Почему же он избавился от Волленкота?
– Удалось убедить Торстерна прекратить систематическое кровопускание Земле и заняться более легальными делами. При таком раскладе Волленкот моментально становился обузой. А у Торстерна своеобразная манера избавляться от тех, кто ему мешает.
– Я с трудом в это верю, - в голосе Кайдера чувствовалась определенная обида. - Но, очевидно, это так. Похоже, что действительно именно так все и произошло.
– Ваш мозг сообщает мне еще кое-что. Например, что вся организация раздробилась на маленькие группы и вы боитесь, что одна из них пойдет на союз с властями, чтобы устранить соперников. Вы считаете, что сейчас слишком многие люди владеют излишней информацией.
– Мне это не грозит, - ответил Кайдер. - Игра в фаворитизм с властями - это улица с двухсторонним движением. На моей совести гораздо меньше грехов, чем у некоторых…
– А гипнотик Стин на вашей совести?
– Стин? - Кайдер откинулся назад. - Нет, я его не трогал. Через несколько дней после вашего старта на “Призраке” он сел в корабль под названием “Звездное небо”. Если вы помните, в то время у меня хватало забот.
Рейвен кивнул без всякого сочувствия.
– Да, помню.
– Таким образом, я о нем больше ничего не знаю.
– Умер… очень мучительно.
