— Владелец одного гаража устроил мне это дело.
— Еще совпадение: он приятель Клод.
Вержа на ответил. Он и так сказал довольно. Его не интересовали продолжение и этот маленький следователь — храбрый, независимый, поборник добродетели в этом распутном мире.
— Вы отдаете себе отчет, — сказал Дельмес, — что, если эти факты будут доказаны, дело примет серьезный оборот? Мне придется обвинить вас в пассивном взяточничестве.
— Вы собираетесь преследовать всех полицейских, поддерживающих отношения со сводниками?
— Да, если они принимают подарки. У вас есть конкретные примеры?
Вержа улыбнулся.
— Не рассчитывайте на меня, господин следователь; я не стану защищаться, предавая своих коллег.
Дельмес вытянул руки на письменном столе. Он был холоден. Он восхищался собой, тем, как владеет положением.
— Я отдал приказание произвести расследование источников ваших доходов. Буду вам обязан, если вы предоставите необходимые документы указанным мною лицам.
— Они быстро изучат мое состояние, — произнес Вержа любезно.
Он подписал протянутый ему секретарем протокол и поднялся.
— Господин следователь, — сказал он, — у меня все же есть для вас хорошая новость. По-моему, вы занимаетесь делом об убийстве полицейского, в котором замешан Норбер.
Дельмес кивнул.
— Сегодня ночью я арестовал Норбера, — сказал Вержа.
— Поздравляю вас, — сухо произнес следователь.
— Я доставлю вам его в течение дня. Мне хотелось бы задать ему несколько вопросов.
— По делу, которым я сейчас занимаюсь?
Вержа с иронией взглянул на следователя.
— У меня больше нет на это права. Я хорошо знаю кодекс.
— Не сомневаюсь, вы отличный полицейский.
Ни малейшего признака любезности.
— Рад, что вы это признаете, господин следователь. Что касается Норбера, я задам ему лишь вопросы, касающиеся других дел, в которых он может быть замешан.
На мгновение наступила тишина. Вержа подумал, что раньше у него было определенное представление о правосудии. И уж конечно, оно не совпадало с представлением Дельмеса. Во всяком случае, не стоило начинать диспут на эту тему. Он слегка кивнул и вышел.
Вержа приказал привести Норбера к себе в кабинет. Это была комната средних размеров, обставленная старой мебелью. Главным ее украшением было вольтеровское кресло, приобретенное на толкучке комиссаром, который до войны не мог получить средств на замену старого кресла, пришедшего в негодность. Оно столько видело и слышало, что преемники комиссара не могли решиться выбросить его: кто-то в шутку, а кто-то из суеверия наделял кресло волшебной способностью побуждать людей на признания.
Норбер поморщился, представ перед полицейским. На нем были наручники, и Вержа не отдал приказания снять их.
— Довольны? — спросил Норбер.
— Как будто да.
— Приятно было избивать эту девицу?
— Приятней, чем дать себя застрелить.
Гангстер пожал плечами.
— Она на это не способна.
— О чем узнаешь всегда слишком поздно.
— Вы скотина!
— Употребляя научный термин — садист.
Вержа велел Норберу сесть в кресло. Тот не послушался.
— Когда-нибудь вы будете начальником полиции, — сказал он.
— Сомневаюсь, — произнес Вержа тихо.
— Тогда не стоит рисковать каждый день.
Норбер сел, вытянув перед собой руки в наручниках. Обычно Вержа нравились такие, кто не склонял перед ним голову. Они попадались редко. Ему нравилась борьба. Он терпеть не мог ничтожеств, которые раскисали от первой же пощечины и предавали всех других ничтожеств преступного мира.
— Ты прав, — сказал он, — не стоит.
Он задал свой первый вопрос: знал ли Норбер некоего Робера по прозвищу Плевок за умение энергично и далеко плеваться? Норбер, как и предвидел Вержа, ответил, что не знал. Под рукой у Вержа имелась фотография, на которой оба гангстера были сняты выходящими вместе из бара. Он заранее знал объяснение: Норбер с удивлением обнаружит, что его спутник Плевок. Но у Вержа были и другие козыри.
Он не успел ими воспользоваться. Дверь раскрылась, и в кабинет заглянул начальник полиции Сала. Он увидел Норбера и иронически поприветствовал его. Затем подал знак Вержа, что хочет поговорить с ним. Вержа оставил Норбера с инспектором, который его привел, и вышел.
— Вы были у следователя? — спросил Сала, когда они очутились в коридоре.
— Да.
— Зайдемте ко мне в кабинет.
Он был еще озабоченнее, чем накануне, и не старался даже это скрыть.
— Вы не хотите пойти в отпуск? — спросил Сала, когда они очутились в его кабинете.
— Нет, — твердо ответил Вержа.
— Я так и знал. Я сказал префекту, что вы откажетесь.
— Что бы это изменило?
— Мы бы поторговались.
— С прокуратурой?
— Вы знаете следователя?
— Нет.
— Если ему не дадут разрезать меня на куски, он раскапризничается. Для него это дело принципа.
Сала промолчал.
— Я его понимаю, — сказал Вержа. — Он жаждет чистоты. Он не подозревает, какая его ждет работа.
Начальник полиции рассеянно слушал. Он казался обескураженным.
— После меня, — сказал Вержа, — наступит черед кого-нибудь другого.
— Мы живем в эпоху кретинов.
— После меня, — продолжил Вержа, не обратив, казалось бы, внимания на замечание начальника полиции, — без сомнения, наступит черед всех тех, кто остался без гроша в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году[3], а теперь не знает, куда девать деньги; наступит черед всех, кто утаивает от налоговых властей миллионные доходы, всех технократов, которые берут взятки за то, чтобы автострада прошла через пшеничное поле, а не через чьи-либо охотничьи владения, всех начальников кабинетов, которые обогатились, готовя записки, превозносящие достоинства какого-нибудь банкира или фабриканта цемента. После меня в кабинетах следователя Дельмеса и его дружков еще побывает много народу. Не сомневайтесь!
— Мне понятна ваша горечь, — сказал Сала.
— Я не говорю уже о нашем учреждении.
— Позвольте нам действовать: мы выиграем.
Вержа покачал головой.
