города, а оттуда без труда найду дорогу домой. Как только я окажусь за стеной, я спущусь вниз по тропе, ориентируясь по звездам.
– Отец и дядя попросили меня быть за хозяина этого дома и принять тебя, – поспешно произнес он. – Я ничего не смог тебе предложить, потому что посланцы Господа не пожелали разделить трапезу с римлянином. Прошу тебя, позволь мне в знак гостеприимства проводить тебя домой.
– Ты еще очень молод, а молодежь нуждается в хорошем сне, – сказал я, улыбаясь – Ты и так слишком долго меня прождал.
– В такую ночь трудно сомкнуть глаза! – заверил меня Марк – Подожди секунду, я только схожу за плащом.
Полусонная служанка что-то проворчала у ворот, но мальчишка, смеясь, слегка хлопнул ее по щеке и выскользнул наружу. Я заметил, что в руках у него была трость со свинцовым набалдашником, что мне весьма не понравилось, хотя, по правде говоря, этот юнец не внушал мне никаких опасений. Он весьма уверенно провел меня прямо к нижнему городу, ни разу не свернув с прямого пути, чтобы я не смог опять отыскать этот дом: честно говоря, я думал, что он собирался поступить именно так, вызвавшись меня проводить. Там, где было темно, он брал меня под руку, чтобы я не споткнулся и не упал. Похоже, он горел желанием поболтать со мной, однако я шел, опустив голову и не разжимая губ, и он не решился начать разговор. В то же время во мне еще тлела искра надежды, и я решил заговорить первым.
– Так значит ты знал Иисуса из Назарета?
Марк сжал мои пальцы в своей руке.
– Да, – ответил он – Я помогал готовить пищу и прислуживал за столом, когда он со своими учениками ел пасхального ягненка. Это было в последний вечер. Но я видел его и до этого: он приезжал в Иерусалим верхом на осленке. Я тоже его приветствовал как Сына Давида.
С большой гордостью он добавил:
– Мой отец привязал осленка в условленном месте, чтобы ученики смогли его затем найти. В тот день люди бросали ему под ноги свои плащи и кричали: «Хозаннах!», размахивая пальмовыми ветвями. Благодаря моему отцу и тете он жил в большой комнате, не платя ни гроша.
– А кто твой отец? – поинтересовался я – Чем он занимается и почему так относился к Иисусу, не взирая на местные власти? Юноша нахмурился и прошептал:
– Лучше не упоминать его имени в связи с этими обстоятельствами. Однако он принадлежит к числу людей, душа которых исполнена смирения, несмотря на свое богатство. Вполне возможно, что его упросили укрыть у себя Иисуса, но тот не пожелал подвергать опасности отца и его дом и перебрался в Гефсиман. Но предателю Иуде было известно местонахождение нашего дома; они пришли сначала сюда: взломали дверь, принесли горящие факелы и громко бряцали оружием. Я вскочил с постели и побежал предупредить его об опасности.
Далее он пояснил:
– Отец может легко оправдаться перед синедрионом, потому что он часто сдает верхнюю комнату под банкеты и свадьбы; но в этом нет необходимости: у него есть друзья среди членов Совета. Возможно, им хорошо известно, что по ночам галилейцы выходят из своего укрытия и собираются в доме моего отца, но им не хочется беспокоить остальное население, начав его преследовать. На их совести и так висит тяжелое преступление: они погубили Сына Божьего!
– А был ли он действительно таковым? – спросил я в надежде узнать что-нибудь еще.
– Он был самым настоящим Сыном Бога! – уверенно ответил он – Никому на свете, если он не послан Богом, не дано делать то, что делал Иисус! Кроме того, он воскрес и продолжает жить, несмотря на собственную смерть! Мой дядя Нафанаил даже разделил с ним трапезу: а разве мертвые и бестелесные духи могут есть? Теперь ты видишь, что он действительно жив!
Эта юношеская безграничная вера вызвала у меня восхищение, однако разум заставил меня сказать с легкой иронией:
– Должно быть, ум не слишком тебя отягощает, о человек верящий во все с такой легкостью!
– Я умею читать и писать по-гречески и немного на латинском! – возразил он – Мой отец ведет дела на Кипре и даже в Риме! Я не такой невежда, как ты себе вообразил, и кроме того, не забывай, что он возложил свою руку мне на голову, когда был у нас. Конечно, тебе трудно в это поверить, потому что, как мне говорили, ты видел только его смерть. Однако я знал его во времена его всесилия!
Мы дошли до стены, разделяющей город на две части, и я остановился у ворот, где когда-то встретил Марию из Беерота.
– Теперь я уже не заблужусь, – сказал я.
Тем не менее я продолжал стоять, и Марк, похоже, тоже не собирался уходить. С неба упала еще одна звезда.
– В такие ночи, как эта, даже звезды на небосводе беспокойны, – заметил я – Что-то должно случиться. Возможно, именно теперь наступят дни его славы, но какими они будут, мы пока себе не представляем.
А Марк все еще не прощался и не уходил. Стоя в неуверенности, он как-то застенчиво теребил полу своего плаща и ковырял тростью в земле.
– Меня удивляет, что Нафанаил не сразу признал Сына Божьего – сказал я – и Марию из Магдалы ему пришлось окликнуть по имени, чтобы она его узнала.
– Они ведь не ожидали его увидеть! – вступился за них Марк – Даже при жизни его внешний вид менялся в зависимости от состояния души. Это трудно объяснить: он как бы обладал внешностью всех на свете людей, и те, кто верил в него, видели в нем человека, которого они некогда любили. У него был такой пронизывающий взгляд, что было трудно смотреть ему в глаза. Я много раз видел, как взрослые люди опускали голову, взглянув ему в лицо.
– Возможно, ты прав, – ответил я – Не зная о нем ничего, я видел его лишь на кресте, однако не смог поднять на него глаза и теперь не сумею его описать. К тому же при этом было очень темно. Я думал, что не смотрю на него, сопереживая его страданиям. Однако теперь это меня совсем не удивляет, поскольку он был Сыном Божьим. Даже солдаты это признали, когда после его смерти начала дрожать земля. И все же, – продолжал я, давая выход своей горечи, – по какому бы признаку он не отбирал себе спутников, они все люди необразованные! Считаю, что они не имеют никакого права запрещать другим искать путь к Учителю. В этом нет ни добра, ни справедливости! Думаю, ты прав, и они нагоняют на себя лишний страх, стараясь скрыть тайну: уверен, никто их не побеспокоил бы, если бы они вышли из своего укрытия!
– Думаю, ты ошибаешься, – поразмыслив, сказал Марк – Возможно, они действительно получили недостаточное образование, но могли спокойно смотреть ему в лицо. А Иоанн, которого он любил больше всех, бесстрастно смотрел ему в глаза. Не осуждай их, чужестранец!
В его голосе все же послышалась насмешка, когда он добавил:
– Следует признать, что их трудно понять, и мне кажется, они уже начали надоедать отцу своими ссорами и необузданным нравом, особенно самый старший из них – Петр: он всегда хочет всеми командовать и не перестает ссориться с женщинами, которые, между тем, заботятся о их пище и убежище; несмотря на то что он большой и сильный, – это настоящий ребенок! Во всяком случае, жители Галилеи отличаются от иерусалимцев: они не разбираются в тонкостях Писания так, как израильские раввины, а кроме того, были и остаются крестьянами, которые воспринимают мир лишь в конкретных образах.
На какую-то минуту между нами установилось молчание.
– Следует признать, что они грубо обращаются с чужестранцами, и при жизни Иисуса не допускали к нему всех желающих. Кстати, не ты один искал с ним встречи, но другому человеку они отказали из-за того, что не считают его настоящим сыном Израиля.
– А кто этот человек? – поинтересовался я.
– Иисус был настолько истощен, что потерял сознание, когда нес свой крест. Чтобы нести крест дальше, римляне остановили прохожего, полагая, что их выбор пал на бедняка; на самом же деле он был владельцем многих земель и пользовался большим уважением в синагоге вольноотпущенных; после этого случая он хотел подать на римлян жалобу, но передумал: сам он родом из Киринеи, никогда не вмешивался в политику и ничего не знал о происходившем, а когда узнал и понял, для кого предназначался крест, который он нес, решил узнать об Иисусе побольше от его учеников. Однако в то время они дрожали от страха, Петр не доверял ему, с тех пор он больше не появлялся. Возможно, тебе стоит встретиться и поговорить с ним. Было бы странным, если бы Иисус не сказал ему ни единого слова, пока они шли
