можно сказать, что человек, привыкший к подобным удобствам, становится рабом своих рабов. Однако теперь я многое понял и вижу, что раб – это почти такой же человек, как и я, несмотря на то что на лбу у него есть знак и его можно наказывать, если у него окажется несносный характер. Симон, отныне ты стал моим ближним, и мне хотелось бы тебя полюбить, как себя самого, о чем также говорил тот, кто был распят. Конечно, я получил более глубокое образование, однако мои знания не приносят мне пользы, словно я родился на свет во второй раз и должен учиться всему с самого начала. Вот почему мне хотелось бы стать тебе настоящим другом, несмотря на значительную разницу в нашем общественном положении.
Мои слова уязвили самолюбие Симона, которое очень болезненное у всех новообращенных. Он с силой ударил по подлокотнику своего стула кулаком, и я оказался обрызганным с ног до головы водой из глиняной чаши, которую он держал в руках.
– Иди к черту, римлянин! – рявкнул он – Как по мне, можешь выбросить свое кольцо в отхожее место, и плевать я хотел на всю твою философию! Философия – это пустое занятие для бездельников, с ее помощью еще никому не удавалось вырастить ни единого колоска! И даже все твое неподдельное любопытство – ничто иное, как погоня бездельника за новизной, дабы затем блистать своими рассказами в кругу изысканного общества! Ты просто обманщик! Со своим плохо выбритым лицом и нашитыми на плащ фалдами ты похож на комедианта, которому во что бы то ни стало необходимо получить новую роль, потому что он провалил все предыдущие.
Чуть раньше, всего лишь несколько дней тому назад, я швырнул бы ему чашу в лицо, обозвал бы его жалким вольноотпущенником и в гневе хлопнул бы за собой дверью. Однако его резкие слова отрезвили меня. Я принялся раздумывать над тем, справедливо ли его суждение обо мне. Настоящая жажда познания всего этого толкнула меня на новый путь. По мере того как я продвигался по нему, я понимал, что вышеназванные качества были мне присущи, что идя по этому пути, я понемногу становлюсь другим.
– Прости мне мое высокомерие, поскольку мы оба действительно равны! – попросил я.
И это был я, гражданин Рима, опустившийся до того, чтобы просить прощения у неграмотного вольноотпущенного раба!
– Рассказывают, что даже сам назаретянин в последний вечер преклонил колени перед своими учениками и омыл им ноги, дабы обучить их смирению, – добавил я – А мои чувства таковы, что я сам охотно стану перед тобой на колени и омою ступни твоих ног, если ты этого пожелаешь, о Симон Киринейский!
– Для этого мне никто не требуется! – буркнул он, но тут же добавил примирительным тоном: – Не сердись! Это вопрос жизни и смерти, с тех пор как он взглянул на меня!
Рукой он прикоснулся к моим лбу, плечу и груди в знак дружбы, и это прикосновение не внушило мне отвращения.
– Возможно, твой сегодняшний приход имеет определенную цель? – вслух подумал он. – Греческий воспитатель моих детей так зевал во время чтения Писания, что я ничего не понял; я уже было собирался отправиться на поиски более сведущего в этих вопросах скрибы, но вполне возможно, что тот принялся бы сначала истолковывать все буквально, затем – в символических образах и наконец принялся бы сравнивать эту книгу с другими, в конечном счете я ничего бы не понял! После того как он на меня так посмотрел, я знаю, что его учение относится не к письменной доктрине, а к самой жизни!
Затем, поглядев налево и
– Что со мной происходит? Я вдруг почувствовал себя легким, а мое удрученное состояние исчезло.
Неожиданно в комнате все осветилось. Именно в этот момент в зале появился человек высокого роста, закутанный в плащ, и не обращая на нас никакого внимания, направился в сторону жилых комнат.
– Это ты, Элиазар? – бросил Симон ему вслед – Что-то случилось в поле?
Затем, поднявшись, он обратился ко мне:
– Это Элиазар, мой помощник, и он меня разыскивает; возможно, пахарь сломал себе руку или один из ослов упал в колодец. В таких случаях требуется моя помощь.
И он исчез вслед за незнакомцем. Оставшись один, я принялся вспоминать: где я уже видел этого человека? Его лицо показалось мне очень знакомым! Мне почудилось, что он похож на моего дорогого учителя из Родоса, и это заставило меня улыбнуться: мне привиделось, что у него на голове были небольшие залысины, и даже несмотря на то что он был одет по-другому, все равно сошел бы за моего учителя, однако мой учитель уже давно мертв, и при воспоминании о самом внимательном его ученике, постоянно жаждущем новых познаний, каким был я, меня охватила волна ностальгии по прошлому.
Через какое-то время Симон вернулся.
– Не могу понять, куда он пошел, – раздраженно сказал он – Наверное, вышел во двор, потому что его нет в комнатах.
Он ударил молоточком в гонг, и как только появился прислужник, приказал:
– Приведи сюда Элиазара! Он только что был здесь, но из-за темноты не заметил меня.
– Я его сегодня еще не видел, хозяин, – ответил тот смущенно и вышел проверить, действительно ли прибыл приказчик. Чуть погодя он вернулся и сообщил: – Ты ошибся: Элиазара здесь нет, а ворота заперты.
Симон Киринейский пожелал убедиться в этом сам, и мне было слышно, как он громко спорил с привратницей, а затем ходил по дому, на ходу пиная вещи, попадавшиеся ему на глаза. Вернувшись, он сказал:
– Действительно, никого нет. Привратница поклялась, что никому после тебя не открывала ворота, и никто здесь не видел Элиазара.
– А мне показалось, что я видел своего учителя из Родоса, – продолжал я пребывать в своих мечтаниях – К счастью, на мозаичном полу еще сохранились следы этого человека, иначе мы могли бы подумать, что нам обоим это привиделось.
– Похоже, Элиазар поранил себе ступни ног: у него идет кровь, – заметил Симон.
Он с удивлением провел пальцем последу, и палец обагрился кровью. Я опустился на колени и принялся рассматривать отпечатки босых ног на полу; мое тело охватила дрожь, и подняв глаза на Симона, я пролепетал:
– Теперь я понимаю, почему его ученики не сразу его признавали.
Однако Симон ничего не понял и сердито проворчал:
– Мой дом остался совсем без присмотра: кто угодно может в него заходить даже тогда, когда ворота заперты.
– А ты действительно его не узнал? – спросил я.
– Это был мой приказчик Элиазар! – упрямо твердил он.
– Нет! – воскликнул я – Нет, эти следы священны, и твой дом получил благословение! Воскресший Сын Божий собственной персоной побывал здесь и позволил нам его лицезреть, потому что мы усердно ищем путь к нему.
Загорелое лицо Симона посерело.
– Это был Элиазар, я видел его собственными глазами и узнал его, – с яростью упорствовал он. – Ты не имеешь права так пугать меня.
– Можешь думать все, что тебе захочется, – ответил я – В нем было что-то близко знакомое для нас обоих, и мы оба обратили на это внимание. Но как мы смогли бы сразу же догадаться, что это был он? Мария из Магдалы тоже не признала его до тех пор, пока он не окликнул ее по имени.
– Что ты хочешь мне внушить? Однажды я видел, как один маг вызывал духов, но это были всего лишь образы, копошащиеся в облаках дыма. И никакой дух не может оставить следы своих ног на полу!
– Разве ты еще не понял, что он не просто дух? Он воскрес из мертвых и находится среди нас, идет, куда захочет, даже сквозь запертые двери.
Однако рабский рассудок Симона не подчинялся этим рассуждениям.
– Я еще могу поверить в его воскресение, – пробормотал он. – Но почему он явился именно нам? Это не укладывается у меня в голове. Мы не были его учениками и даже не знали его при жизни; ты – необрезанный римлянин, а я – бывший раб. Почему же царь должен был предстать именно пред нашими глазами?
– Его царство было совсем близко еще до его появления, – сказал я – Разве ты не заметил, как осветилась комната за несколько секунд до того, как мы его увидели? Представ перед нами, он, конечно же, хотел дать понять, что мы тоже можем искать путь к нему.
