своим положением. Их родственные связи чрезвычайно запутанны. Дедом Иродиады был Ирод Великий, и у иудеев, конечно, есть бесспорные основания усомниться в законности этого брака. К счастью, князь имеет возможность устанавливать собственные законы, и один придворный врач однажды уже лишился всего, что у него было. У меня есть право вето на смертную казнь, однако я не настолько глуп, чтобы когда-нибудь к нему прибегнуть! Моя единственная забота – собрать здесь капиталец, воспользовавшись своим прекрасным положением, кроме того, Тивериада не такой уж плохой город для прибывшего из Рима. Что ты скажешь, если мы напьемся, а потом отправимся в город за удовольствиями? Я покажу тебе, как умный человек может приятно проводить здесь время, не вмешиваясь в дела, которые его не касаются.
Я отказался следовать за ним, сославшись на свою больную ногу.
– У меня, конечно, есть соглядатаи во всех больших селениях Галилеи, – продолжал он – Я слежу за тем, чтобы сюда не ввозилось незаконно оружие и чтобы князь не смог создать его запасы, а также наблюдаю за отношениями князя с другими странами: он перестал наводить мосты с арабами, а Персия – слишком далекая страна. Короче говоря, я выполняю задачу, возложенную, на меня Римом.
Я поинтересовался, как ему удалось избежать влияния иудейской религии в стране, наводненной пророками и святыми.
– Просто я ворошу это осиное гнездо, – ответил он, подкрепив свое высказывание твердым жестом. – Мы, римляне, приносим жертвы изображению императора, несмотря на робкое сопротивление этому со стороны Тиверия, однако не принуждаем народ поступать точно так же; здесь люди настолько далеки от цивилизации, что даже местная знать отказывается ходить в театр, когда нам удается поставить там спектакль. В этой стране и речи не может быть о том, чтобы осужденный на смерть умер на сцене, как в Александрии, и мы вынуждены довольствоваться трагедиями, в которых текут реки суррогатной крови! Кроме того, иудеи не желают видеть фривольных развлечений, а о фарсах и слышать не хотят!
Вспомнив о словах одинокого рыбака, я· поинтересовался, прибыла ли в Тивериаду труппа бродячих артистов.
– Не знаю такой, – покачал он головой, – Если князь не оплачивает их представлений, то тогда сложно найти благодетеля, который взял бы на себя все расходы! Здесь театр не пользуется таким народным признанием, как в цивилизованных странах!
Вскоре он вместе с Хузой начал собираться домой; я проводил их во двор, где они сели в носилки, и весьма любезно распрощался с ними, полагая, что расположение столь знатных людей принесет мне пользу. Врач князя решил воспользоваться моментом и пройтись по курорту, чтобы урвать немного денег. После их ухода Клавдия Прокула позвала меня к себе.
– Есть ли какие новости от Магдалины? – спросила она слабым голосом, опустив голову на руки – Что она просила мне передать?
– Необходимо подождать – ответил я – Похоже, никому не известно больше того, что мы уже знаем.
– Мне говорили, что близ Найма видели человека, похожего на Иисуса, но он исчез еще до того, как смиренные душой смогли с ним встретиться.
– Возможно, у свидетелей этой встречи есть причина не говорить о ней, – заметил я.
Клавдия Прокула тихо промолвила:
– Предпринимая это опасное путешествие, я надеялась, что мое излечение даст ему прекрасную возможность обрести известность после своего воскресения. Почему же он не является мне? Ничто не мешает ему сделать это, если он способен проникать через закрытые двери! Я ничуть бы его не испугалась! Каждую ночь меня мучают кошмары! Это ожидание начинает мне надоедать! Конечно, серные ванны приносят какое-то облегчение, однако сейчас меня заботит то, что мне одеть, чтобы появиться на бегах; несмотря на все свои богатства, Понтий Пилат довольно скуп, возможно, это результат весьма скромного происхождения: знаешь ли ты, что его мать была варваркой из северной части Британии, где люди едят торф?
– Я шепнула о твоем затруднительном положении Хузе, – сказала Жанна – Он считает, что князь, по крайней мере, обязан тебе шелковым платьем, если ты почтишь бега своим присутствием.
– Но если только он пришлет мне какую-то старую тряпку Иродиады, я приму это как оскорбление, так что, надеюсь, ты ясно высказалась на этот счет, – продолжала Клавдия тоном крайнего раздражения, – Помимо того что я наотрез отказываюсь принять что бы то ни было из вещей этой иудейской проститутки, я требую, чтобы его подарок был сделан из средств казны, предназначенных на международные расходы.
Затем, обернувшись ко мне, она прибавила вместо объяснения:
– О Марк, ты же знаешь меня – я вовсе не тщеславна! Я меланхоличная женщина, обожающая прежде всего одиночество. Однако, если мне предстоит появиться на людях, я должна быть одета в соответствии с положением, занимаемым моим мужем, хотя бы для поддержания престижа Римской империи. Мужчинам трудно это понять.
– Мне действительно трудно это понять, – признался я, – Бега, похоже, имеют для тебя большее значение, чем Иисус из Назарета, ради которого ты прибыла сюда. Возможно, именно в этот момент Сын Божий создает вокруг нас свое невидимое царство а тебя больше заботят одежды, которые ты наденешь для развлечения арабских шейхов и богатых коневладельцев!
– С меня достаточно невидимых вещей в ночных снах! Я в самом деле каждую ночь страдаю от адских ужасов и при этом не имею возможности ни пошевелиться, ни позвать на помощь, и
В удрученном настроении, слегка опьяневший, я отправился к греческой гостинице. На обратном пути мне встретилась женщина, сидевшая, прислонившись к ограде сада. Она была
– Я пойду впереди к берегу. Следуй за мной так, чтобы никто этого не заметил.
Она пустилась в путь, а я сопровождал ее. Так мы дошли до пустынного побережья, где нас никто не мог ни видеть, ни слышать. Тогда она открыла лицо, и я узнал ее: это была Сусанна, которая, впрочем, не улыбнулась и не обрадовалась нашей встрече. Наоборот, она стенала, вздыхала и заламывала руки, словно испытывала страшные угрызения совести и не знала, с чего начать. В порыве гнева я стал вычитывать ее за предательство и спросил, где находится Натан с моими ослами и кошельком.
– Мы вовсе не предавали тебя, еще ничего не потеряно – защищалась она – Натан с твоими ослами работает на перевозке песка и глины для строительства нового помещения таможни в Капернауме: тем самым зарабатывает средства, из которых ты платишь ему; когда он даст тебе отчет, ты увидишь, что пока ты здесь ничего не делал, твои ослы работали на тебя и принесли немалые деньги! Однако не знаю, верно ли я поступаю, выдавая тебе тайны других, я бы никогда не осмелилась прийти к тебе, если бы ты когда-то не поцеловал меня в губы, несмотря на то что я уже сделалась старым огрызком кожи и во рту у меня осталось всего лишь несколько зубов, тогда как в Галилее есть немало женщин моего возраста, у которых зубы еще в полном порядке!
– Оставь свои зубы в покое! – проворчал я – И говори немедленно, есть ли у тебя какие-то новости о назаретянине!
Сусанна ответила:
– Знай же, что какое-то время тому назад он являлся многим из своих учеников: на берегу озера он разделил с ними трапезу и назначил Симона Петра старшим над остальными. Этим я хочу сказать, что теперь Петр стал пастухом, которому надлежит заботиться о пище для своих овец. Но черт меня побери, если Петр захочет дать эту пищу тебе или примириться с тобой, потому что ты не принадлежишь к числу сыновей Израиля и не прошел обрезания. Я не могу понять, почему для выполнения такой трудной задачи он выбрал именно Петра, который еще до того, как пропел петух, отрекся от него. Конечно, он сильнее и выносливее остальных, однако он слишком властен, чтобы заботиться о других!
– Они сами рассказали тебе об этом? – не веря в подобное, уточнил я.
Обняв руками колени, Сусанна издала вздох.
– Ох, как у меня болят ноги! – простонала она – Я никогда бы не дошла сюда из Капернаума, если бы мне не позволили сесть в лодку одного сборщика налогов, следовавшего сюда, в Тивериаду, в этот языческий город! Я всего лишь старая сплетница, и никто ни о чем мне не сообщает, но при этом у меня
