телевизору. Комиссар при исполнении служебных обязанностей!
— Кончай, Лудде, — сказал Нильсон. Он протиснулся в дверной проем мимо Аннели и вошел в ее комнату.
— Да что, твою мать, ты делаешь? — заорал Лудвиг Тульгрен. — Ты что, думаешь, что можешь творить все что угодно, раз напялил форму? Тут тебе не гребаная коммунистическая Россия! Я позвоню моему адвокату!
— Аннели подозревается в причастности к преступлению, которое повлекло за собой исчезновение человека. Если окажется, что подозрение неоправданно, то мы немедленно отвезем ее обратно домой, — сказал Нильсон.
Берит затянулась окурком сигареты.
— Так вы заберете ее в город?
— Да, мы заберем ее в город.
— Что значит «подозревается в причастности к преступлению, которое повлекло за собой исчезновение человека»? Что за гребаный канцелярский язык? — орал Лудвиг Тульгрен.
— Успокойся, Лудде, — ответил Нильсон.
— Я звоню своему адвокату, — сказал Лудде и пошел туда, где, видимо, была их с Берит спальня. Дверь за ним захлопнулась.
В комнате Аннели Нильсон открыл дверцу гардероба и начал собирать брюки, свитера и куртки в полиэтиленовый пакет. Форс, который все еще стоял в холле около вешалки, нагнулся и поднял пару черных ботинок на шнурках.
— Это твои?
Он поднял ботинки и посмотрел на Аннели. Она не ответила.
— Это ее, — сказала Берит.
— Я предлагаю тебе одеться, — сказал Форс Аннели. Он прошел мимо нее и положил ботинки в пакет к Нильсону.
В комнате стояла кровать с белой простыней в красных сердечках. На небрежно наброшенном на нее покрывале лежал мальчик лет восьми. Он тер глаза и звал маму. Берит Тульгрен вошла в комнату.
— Что им надо? — захныкал мальчик.
— Меня зовут Харальд, — сказал Форс, — я полицейский. Мы немного поговорим с Аннели.
— Вы не найдете здесь ничего интересного, — сказала Аннели Нильсону, — одежда постирана.
— Она стирала в субботу, — сказала Берит Тульгрен и потушила окурок в стоявшем на подоконнике блюдце.
— Что вы говорите, — бросил Форс. — Аннели, ты, оказывается, имеешь привычку стирать
по субботам?
Аннели не ответила.
Нильсон продолжил собирать одежду. Мешок был почти полон. В комнату вошел Лудвиг. Он повернулся к Берит
— Асп еще не пришел, но как только он явится, я с ним поговорю. Не думайте, что мы это так оставим. Я еще посмотрю, как начальство вас отымеет. Сталинисты чертовы. Твою мать, в каком сраном обществе мы живем. Доносчик за каждым кустом!
— Одевайся, Аннели, — сказал Форс.
— Во что?! — заорала Аннели. — Вся моя одежда вот в том мешке!
— Коммунисты сраные! — орал Лудвиг.
— Ну, наверное, есть что-нибудь, во что ты можешь одеться, — сказал Форс Аннели. — Мы сейчас едем. Надень что-нибудь.
— Да все в мешках! — ныла Аннели.
— С детьми так обращаться нельзя, — заметила Берит
— Свиньи коммунистические! — подтвердил Лудвиг и скрылся в кухне.
— Одевайся, — повторил Форс. — Могу одолжить свою куртку, если у тебя больше ничего нет.
— Ты соображаешь? — заорала Аннели. — Она насквозь мокрая!
— Лучше что-то, чем ничего. Может, возьмешь что-нибудь у матери?
Аннели сделал вид, что ее сейчас вытошнит.
— Вы совсем больны на голову, — возмутилась Берит. — Я сейчас позвоню в газету и расскажу, что вы тут творите. Ульф к тому же болен, у него температура!
— Надевай свитер и брюки, — сказал Форс Аннели. — Мы уезжаем.
Аннели открыла ящик и достала оранжевый хлопчатобумажный свитер, черную юбку и черные колготки. Мальчик по имени Ульф сел на кровати. Над ним висел плакат с изображением солдата СС. Наверху большими готическим буквами было написано «
— А что мне надеть на ноги? — поинтересовалась Аннели.
— Можешь взять мои сабо, — сказала Берит заботливо.
В дверях появился Лудвиг с банкой пива в руке. Он открыл се и отхлебнул.
— А вы знаете, что при аресте девочки с вами должен быть кто-нибудь из женского персонала? — спросил он и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Персонала не хватает, — сказал Форс. — Увы.
— Я готов, — Нильсон затянул шнурок вокруг мешка. Он поднял его, протиснулся мимо Лудвига Тульгрена и вышел в холл.
— Идем, — поторопил Форс Аннели.
Девочка посмотрела сначала на свою мать, потом на Форса, потом на Лудвига Тульгрена и, наконец, вышла из комнаты, которая пахла детским сном и сигаретным дымом. Аннели надела черные сабо, которые стояли под вешалкой. Форс посмотрел на свои ботинки. В комнате Аннели лежал пыльный светло-серый ковер. Герань на окне совсем завяла.
— Ну, доиграетесь вы, — пробормотал Лудвиг Тульгрен, — так и знайте. Я вам обоим устрою ад.
— Аннели вернется домой после обеда, — пообещал Нильсон, — мы привезем ее.
— Еще бы, — прошипела Берит.
— Увидимся, Лудде, — сказал Нильсон, открывая входную дверь. По дороге он потрогал пальцем вялый шведский флаг, забросил за спину полиэтиленовый мешок — при этом он стал похож на Санта-Клауса, — и пошел к машине. Открыв багажник, он положил туда мешок.
Форс подождал, пока Аннели пройдет мимо него.
— Не позволяй им щупать тебя, старушка, — заорал Лудвиг Тульгрен и поднес банку пива ко рту.
Аннели не услышала или просто не обратила внимания, ее мысли были заняты чем-то другим
— Пока, — сказал Форс и пошел за Аннели.
— Ты едешь со мной, — сказал Нильсон Аннели из машины. — Хочешь сидеть спереди или сзади?
Аннели села на переднее сиденье.
— Свиньи-коммунисты! — заорал Лудвиг Тульгрен, когда Форс тронулся и поехал за «вольво» по Бьеркстиген. В саду желтого дома неподалеку Форс увидел Петера Блина. Тот направлялся к забору, к которому был прислонен велосипед.
Когда они выехали на шоссе. Форс включил радио. Передавали новости. Форс переключил канал и стал слушать скрипичную музыку.
Когда они подъехали к городу, дождь закончился.
Вторник, полдень
Здание из стекла и бетона, в котором располагался полицейский участок, было построено в начале семидесятых в характерном для того времени стиле и напоминало крепостную стену с бойницами.
Форс и Нильсон въехали в гараж и по обе стороны от Аннели Тульгрен пошли к лифтам. Нильсон с трудом тащил черный полиэтиленовый мешок. Форс нес палку, которую получил от Хаммарлунда.
Они поднялись на четвертый этаж, где в маленьких комнатках вдоль коридора располагался отдел
