убежденности:
— Он любил тебя. И детей. — Насколько она помнила, пока длился их роман, именно она постоянно высмеивала порывы Джо развестись с Джиной и жениться на ней.
— И свою работу, — подхватила Джина, постаравшись увести разговор от этих неизведанных глубин. — Если у кого-то котел выходил из строя в два часа ночи, он вылезал из постели и мчался туда. А теперь, чтобы вызвать мастера, нужно звонить в отделанный зеркалами офис компании, находящийся на Коддингтон-Джанкшн-Моле, а оттуда каждый раз присылают нового человека. — Судя по тому, как она поджала губы, этот весьма длинный, агрессивно произнесенный монолог доставил ей некое победное удовлетворение. — Кому теперь можно доверять?
Бедная душа, подумала Александра, видя, как трудно Джине и ходить, и говорить. Сама Александра наслаждалась этой встречей, словно она возвращала ей Джо. Массивную плоть и тепло его тела, шерсть на его спине и мерцание пота на его животе, волнующую силу его рук, приобретенную благодаря сражениям с бесчисленным количеством проржавевших шарниров и примерзших запорных клапанов. Она любила и его мужскую застенчивость, то, как он старался незаметно проскочить в ее покинутый мужем желтый дом на Орчард-стрит, в полумиле оттого места, где они с его вдовой сейчас стояли, и выскользнуть из него, его робость оттого, что он не мог преодолеть зов плоти и был вынужден предавать свои священные клятвы, рисковать домашним миром, выводком детишек, отношениями с родней, своей долей престижа среди местных жителей.
— Он был отличным мастером, — покорно подтвердила она. Впадая в любовный экстаз и овладевая ею сзади, Джо называл ее своей белой коровой —
Джина, словно бы заглянув в ее мысли, злобно прищурила один глаз. Другой при этом посверкивал, продолжая буравить Александру.
— Помнишь Веронику? — спросила она.
Опасаясь, как бы Джина не прочла ее мысли и не увидела там этих непристойных сцен, Александра благодарно выпалила:
— Конечно. Твоя младшая. — Джо перепугался и впал в ярость, когда Джина в сорок один год объявила ему о своей последней беременности, и утверждал, что даже пальцем не прикасался к суеверной суке. Благочестивая Джина не признавала никаких противозачаточных средств. — Насколько я понимаю, она до сих пор живет с тобой, — добавила Александра.
— Вместе со своим мужем, — сказала Джина, по-прежнему щуря глаз. — У них все еще нет детей. После шести лет попыток.
Александра постаралась скрыть удивление. Несколько лет они с этой женщиной делили одного мужчину, быть может, этот невысказанный секрет невольно побудил Джину поделиться с ней столь интимной информацией?
— Мне очень жаль, если они действительно хотят иметь ребенка.
— Она хочет. Кто не хочет? — Вопрос прозвучал так прямолинейно в устах этой прищурившейся, облаченной в черное женщины, что Александра почувствовала в нем угрозу и сочла более безопасным промолчать. Джина продолжила: — Ты можешь чем-нибудь помочь?
— Я? Джина, что же я-то могу сделать?
Теперь Джина смотрела на нее обоими сверкающими глазами:
— Ты знаешь что.
— Я? Да я даже не знакома с Вероникой. Я вообще ничего о ней не знаю. — Кроме того, что доверительно рассказывал ей Джо во время их свиданий на Орчард-стрит. Как только нежеланное дитя родилось, он возлюбил крошку до безумия, с мальчишеской горячностью, больше, чем всех ее сестер.
Джину раздражала тупость Александры, из-за этого приходилось все произносить прямым текстом.
— Кое-кто говорит, что она не может зачать из-за… не знаю, как это называется по-английски… из-за un fascino. Magia[32].
— А-а, ты имеешь в виду сглаз?
— Да. Так говорят. Мол, когда она была еще девочкой и ты жила здесь… Из ревности…
Яркий солнечный свет, обрушиваясь с неба на парковку и играя тенями, словно бы пародировал подтекст их разговора, между тем как женщины не могли дать волю языкам из-за того, что стояло между ними.
— С какой стати я стала бы ревновать к крохотной девочке?
Джина плотно сжала губы, предпочтя не удостаивать ответом столь неискренний вопрос. Она сделала шаг на солнечную сторону; в безжалостном свете четко обозначились черные волосы на верхней губе старой женщины. Александра, запинаясь, попробовала ответить на собственный вопрос:
— Ты хочешь сказать, что я могла сотворить заговор, потому что?.. Но я никогда не умела делать того, что мне приписывали люди. Я была обыкновенной домохозяйкой. Притом несчастной, пока мы с Оззи не развелись.
Джина снова прищурила глаз от солнца; приопущенное верхнее веко задрожало от напряжения, но она все же предоставила возможность собеседнице, отравившей ее брак, закончить. В этом была ее месть.
— Сделаю, что смогу, — пообещала Александра. — Я ничего не имею ни против Вероники, ни против тебя. Как я уже сказала, Джо любил вас обеих.
Вероятно, этого говорить не следовало, слишком близко подошли они к взаимному саморазоблачению. Словно опасаясь, что дальнейший разговор может завести их еще дальше, Джина в своем мешковатом темном платье с короткими рукавами развернулась и растаяла в яростном солнечном свете, предоставив Александре в ее легком летнем наряде справляться с дрожью на пахнущей цветами полоске тени перед магазином «Стоп энд шоп».
Когда все они жили здесь, только дом Сьюки находился в центре города, она работала репортером иствикского «Слова», обедала в «Немо», заглядывала в парикмахерскую Поля ля Рю с жизнерадостным вопросом: «Ну, что новенького, ребята?» (там ее не могли дождаться, чтобы выложить новости), и ходила своей гибкой изящной походкой в коричнево-желтых непринужденных туалетах, немного слишком нарядных для Иствика, мимо витрины «Голодной овцы» с практичными кашемировыми свитерами и прямыми шерстяными юбками; мимо «Тявкающей лисы», предлагавшей нечто более современное для старшеклассниц; мимо темной скобяной лавки с широкими окнами, которую держали армяне; мимо супермаркета «Бэй-сьюперетт», кишевшего угреватыми мальчишками-старшеклассниками и набитого продававшимися по завышенным ценам местными продуктами питания, такими как молоко, клюквенный сок и пухлые пакетики со всякой засоряющей желудок ерундой; мимо кондитерской «Укромный уголок» и читальни общины «Христианской науки», мимо иствикского отделения «Олд-Стоун бэнк» и агентства недвижимости «Перли», витрина которого пестрела выцветшими, с загнутыми углами, моментальными снимками непроданных домов. Она вдыхала в себя этот город с его соленым воздухом, просевшими на один бок тротуарами и обшитыми требующим покраски деревом фасадами магазинов, попутно впитывая слухи и впечатления для еженедельного «Слова», редактор которого, усталый, озабоченный, жилистый Клайд Гейбриел был обречен влюбиться в нее. Теперь, более трех десятилетий спустя, она шла по тому же тротуару, смакуя воспоминания. Вообще-то не совсем по тому же — трещины в тротуаре были залиты гудроном, края выровнены, а росшие вдоль него тенистые деревья оплетены круглогодично- рождественскими гирляндами. Док-стрит была расширена и спрямлена, а на том месте, где прежде цементные тротуары переходили в асфальтированную проезжую часть почти без всякого перепада,
