Лекарь повернул к нему свой птичий нос и отшатнулся.
— Ты, ты, ты… О Господи… Палач…
Мужчина сбросил с плеча свой груз и медленно потянулся к лекарю. Дрожащей рукой он схватил маску за длинный клюв и резко сорвал ее с лица.
— Благодарю вас, Господи и святая Дева Мария. Вы указали мне верный путь и в мыслях, и в поступках… Где они? — Господин в синих одеждах приблизил свое ужасное лицо к покрытому мелким потом лицу лекаря.
— Я… Они… Что ты сделаешь со мной? Ты, исчадие ада…
— Однажды я просил тебя, лекарь Хорст, помочь мне спасти руку. И я сказал, что Бог поможет мне ответить тем же добром, а может, даже и большим. Я не убью тебя. Это и есть то большее, о чем я говорил. Я не убиваю людей. Теперь я возвращаю людей к жизни. И Господь знает, что таких во много раз больше тех, кого я умертвил. Только поэтому он привел меня сегодня к тебе. Где они? Говори правду, только правду. Ложь не убьет тебя, но сделает калекой на те несколько лет, что ты проведешь в ежедневной боли, прежде чем отправишься в ад…
Лекарь обреченно кивнул.
— У меня теперь другая женщина. У нее большой и богатый дом на Старой площади. А эта… Адела… И ее дочь… Они заболели. Да, да… Заболели. Это чума. Проклятая чума…
— Они не могли заболеть. В этом я уверен. Да и Господь не допустил бы…
— Значит, мне показалось. Но в Венеции такой закон. Я должен был отправить их на остров. Там карантин для всех, у кого есть признаки чумы. Но с острова еще никто не вернулся. Тем более что они там уже больше месяца…
Голос лекаря окреп, и его жалкое тело стало выпрямляться. Заметив, что на лице лекаря нет его привычной маски, к нему направились трое стражников.
— Эй, лекарь! Ты не можешь снимать маску во время службы. Таковы требования твоего договора с городом. Выполняй его.
— Да, да. — Гельмут Хорст замахал руками, чтобы успокоить их. — Вот эту девочку отправляйте на остров. Остальные здоровы. А мне пора отдохнуть.
Лекарь поспешно натянул на лицо свою птичью маску и повернулся спиной к Гудо. Он шагнул к двери и, открыв ее, не поворачиваясь, процедил сквозь зубы:
— Поступай, палач, как знаешь. Может, тебе удастся всех их спасти. И нашего с Аделой сына…
Едва до его слуха донесся хруст сжатых в кулаки пальцев палача, как он поспешно захлопнул за собой дверь и закрыл их на засов.
Через несколько часов стража под крик и возмущение несчастных, отобранных лекарем, стала усаживать их в широкую лодку. Рядом стояла еще одна лодка с четырьмя гребцами.
Тощий мужчина и две женщины уже не кричали. Они рыдали и тихо скулили, как собаки, у которых люди забрали последнего щенка. Да и девочка уже не билась в руках сердобольной старушки, которая прижала к себе связанного ребенка и тихо плакала, прислонившись спиной к борту проклятой лодки.
В десяти шагах стояли случайные прохожие и печально смотрели на тех, кого отправляли на остров.
Мужчина в синих одеждах окинул взглядом толпу и выбрал стройного юношу в чистой, добротной одежде. Он подошел к нему и внимательно посмотрел в юное лицо. От этого взгляда юноша побледнел, но глаз не отвел.
— Я хочу тебе кое-что подарить. Примешь ли ты мой дар?
— Если это добрый дар, то почему бы и не принять.
— Как тебя зовут?
— Я Луцио, из рода де Винчи. Мы с отцом в Венеции по торговым делам, — гордо сказал юноша, но затем печально добавил:
— Эти несчастные уже не вернутся. Так говорят все. Они обречены.
— Если так пожелает Бог. Возьми это. Если поймешь — используй. Если нет — передай сыну. И так до того наследника, которому это пригодится.
С этими словами человек в синих одеждах достал из мешка другой мешок — кожаный, черного цвета, и положил его у ног юноши.
— Вечером посмотришь, что в нем. А мне пора.
Не попрощавшись, мужчина подхватил свои мешки и неожиданно спустился по ступеням, чтобы прыгнуть в лодку к несчастным.
— Эй, берите весла и гребите! — крикнули стражники с другой лодки. — Гребите, а не то мы вас утопим.
Другие стражники шестами оттолкнули лодку от берега и направили ее к острову Лазаретто в Венецианской лагуне.
Дож сидел в темном, узком переходе своего огромного дворца.
Он любил это место. Только здесь он мог отдохнуть от множества важных дел своей великой республики. Ему было хорошо в глубоком и мягком кресле.
— Мой господин, — послышался из темноты почтительный голос.
«О мой милый Анжело. Ты только и думаешь, что о своих обязанностях», — мелькнуло в голове стареющего правителя республики Святого Марка.
— Говори, — тихо велел дож.
— Они здесь.
— Пусть подойдут.
Из темноты возникли маленькие фигурки.
Дож протянул руки и ощупал тельца двух девочек и мальчика.
— Пусть их покормят и уложат спать.
Фигурки растаяли в темноте.
— Мой господин, — опять раздался почтительный голос.
После долгого молчания дож промолвил:
— Говори.
— Этот инквизитор…
Дож уселся поудобнее и велел:
— Пусть подойдет.
— Великий дож, я Марцио. Святая инквизиция прислала меня…
— Я читал письмо нашего Папы, — перебил священника правитель республики, — говори главное.
Человек в темноте прокашлялся и произнес:
— Вы должны нам помочь в поисках этого еретика.
— А из письма Папы следует, что он едва ли не новый мессия. Прогоняет чуму и воскрешает мертвых.
— Нет. Мертвых он не воскрешает. Но вылечил многих. Мы долго шли по его следам, и они привели нас в Венецию. Но святую инквизицию он интересует не как чудотворный лекарь. После расследования мы поняли, что у него в руках то, что должно принадлежать Церкви.
— И что же это? — в голосе дожа появился новый оттенок.
— Это тайна Церкви.
— Я должен помочь найти то, что мне неизвестно?
— Нужно найти этого человека. Это несложно. Он там, где больные чумой. И он лечит, давая пить больным… свою кровь.
— Кровь?
— Может, что-то и еще. Но этим он желает уподобиться Господу. Это страшный еретик. Он уже погубил коварством целый город в Германии. Он породил там войну. А потом на ослабленный город набросилась чума. Вымер почти весь город. Я чудом спасся. Его нужно остановить и передать Церкви. Папа Климент настаивает на этом.
