игрушечная повозка. Он повертел ее в руках и протянул стоящей у стола Грете. Девочка улыбнулась и прыгнула к матери на кровать. Теперь они уже вместе любовались мастерски сделанной игрушкой. Здесь же, на кровати, лежали вырезанные из дерева ослик, не виденный никогда Гретой слоник и свирель, которую девочка тоже видела впервые.
— Сегодня я принесу еще яблок. Грета, ты любишь яблоки?
— Люблю, — звонко ответила девочка и положила голову на плечо матери.
— Гудо, а ты мог бы принести моток шерсти и сделать спицы? Я бы связала шапочку для Греты и чулки для нас.
Адела приподняла голову и с надеждой посмотрела на мужчину.
«Для нас…» — подумал Гудо и прикусил нижнюю губу.
— Принесу, обязательно принесу.
— Гудо, а мы могли бы и этой ночью сходить на озеро?
— Это не озеро. Это запруда. Ее выкопали в начале лета.
— Грета бы побегала там и побросала камешки в воду.
— Если все будет спокойно, мы пойдем вместе.
Девочка заулыбалась и поцеловала мать.
— Я хотела сварить мясную похлебку, но проклятая крыса стащила кость. Прости, я не доглядела. — Адела виновато улыбнулась.
— Я накажу эту старую воровку. Мы из нее сварим похлебку.
Грета скривилась и вопросительно посмотрела на мать.
— Гудо шутит, — сказала Адела и нежно погладила дочь по голове.
Палач улыбнулся и согласно кивнул. Он посмотрел на свои полки и решил проверить, что у него еще есть в запасе. Но едва он подошел к ним, как из-за двери послышался голос:
— Эй! Выходи! Тебя требует бюргермейстер.
Гудо почувствовал, как кровь прилила к вискам. Он с тревогой посмотрел на Аделу и медленно поднялся. Ему совсем не хотелось оставлять одних своих милых девочек.
— Я… Я вернусь. Скоро вернусь. У нас будет другая жизнь. Верь мне.
Гудо набросил на себя плащ и, печально опустив голову, вышел.
В десяти шагах от дома стоял стражник и неизвестно чему улыбался. Палач положил руку на меч и с ненавистью посмотрел на пришедшего.
«Может, просто выбить ему зубы? — с тоской подумал Гудо. — Но в чем его вина?»
— Пошли, — коротко бросил господин в синих одеждах и заметил, как стражник таращится, пытаясь что-то разглядеть за его плечом.
Гудо оглянулся и совсем пал духом. На ступенях его дома, положив руки на плечи дочери, стояла Адела. Палач тихо застонал и легонько толкнул в плечо стражника.
— Пошли. И помни: ты ничего не видел.
Стражник пожал плечами и пошел за широко шагающим Гудо.
— А мы не в город, — сообщил он, заметив, что палач свернул к воротам. — Бюргермейстер ждет тебя в лагере Альберта. Точнее, в лесу, за лагерем.
— И что он там делает?
— Грустит над мертвой девчушкой, — почесав бороду, ответил стражник.
Палач тяжело посмотрел на сопровождающего и с грустью промолвил:
— Господь, кажется, от нас отворачивается.
Лагерь Альберта почти опустел. Мужчины, женщины и их дети собрались в пятидесяти шагах от крайней повозки лагеря, возле густых зарослей волчьей ягоды. Гудо с трудом протиснулся сквозь толпу и подошел к бюргермейстеру. Тот стоял, склонив голову, и слушал взволнованного Альберта.
— Чем же дитя провинилось? За что Господь так жестоко ее наказал? Какой человек… Нет. Только зверь способен на такое.
— Ума не приложу, — честно сознался Венцель Марцел. — У нас такого никогда не случалось. Ну, были убийства. Но детей не убивали. Это точно.
Затем он поднял голову и увидел Гудо.
— А, это ты… Ты должен во всем разобраться. Посмотри, что и как.
И бюргермейстер указал рукой на лежащее в пяти шагах тело, полускрытое ветками кустов.
Гудо кивнул и подошел к мертвой девочке. Он опустился возле нее на колени и долго не решался взглянуть на мертвую. Наконец он пересилил себя и стал внимательно осматривать лежащую на спине обнаженную девочку, которая на год или два была старше его Греты. Затем он встал и подошел к бюргермейстеру и Альберту.
— Ее убили ножом в сердце. Сегодня утром. Вначале придушили. Потом надругались и вонзили нож. Больше мне нечего сказать.
— О Господи милосердный, — застонал Альберт.
— Мои бюргеры этого не могли сделать, — уверенно произнес Венцель Марцел. — Это или твои люди, или селяне. А может, кто-то прошмыгнул через карантин.
— Все мои люди — семейные и добрые христиане. Они не могли такого учинить.
— Это был удар воина, умеющего убивать. Удар сильный и точный. Это сделал безжалостный человек, — уточнил Гудо.
— Мы должны ее похоронить на освященной земле, — произнес Альберт и с надеждой посмотрел на бюргермейстера.
— Да, безвинное дитя. Мы похороним ее на нашем кладбище. Думаю, городской совет не будет возражать. Палач, отправляйся к могильщику Ешко. Пусть он все приготовит. Отец Вельгус проводит ее в последний путь. Тяжелые времена. Ужасные люди.
Гудо коротко кивнул и отправился в город. Возле ворот он вынужден был остановиться и пропустить несколько повозок. Бюргеры продолжали покидать Витинбург. Над городом беспрерывно раздавались монотонные удары колокола.
Палач прошел пустынными улицами и оказался у низкой каменной изгороди кладбища. Пройдя через деревянную арку ворот, Гудо побрел к большому дому, что высился над многочисленными крестами из дерева и камня.
У раскрытых дверей дома, опершись на косяк, стоял могильщик Ешко и, срезая с яблока маленькие кусочки, не спеша отправлял их в рот.
— Что привело на кладбище палача? Город собирается развлечься казнью? — с усмешкой спросил Ешко.
Гудо уставился на тонкий, слегка изогнутый нож в руках могильщика. Лишь через некоторое время он мотнул головой и посмотрел в лицо Ешко.
— Сегодня в лагере Альберта горе. Убили девочку. Бюргермейстер пообещал похоронить ее по- христиански. А еще раньше он велел присмотреть за тем, чтобы ты и твои люди выкопали могилы. Поглубже и пошире.
— Это он и мне говорил. Мы уже одну такую выкопали. Завтра будем копать другую. А если чума нас помилует, то наша работа будет впустую и ямы придется закапывать.
— Дай то Бог, — глухо отозвался палач, снова уставившись на нож.
— Все в руках Господа, — произнес могильщик и отрезал еще один кусочек яблока. — Хочешь, вместе выберем место для покойницы? Заодно и яму для чумных посмотрим. Только думается мне, что наши бюргеры не захотят бросать в них своих родственников. Совсем это не по-христиански. Так что бюргермейстер тут ошибается.
— Пошли, покажешь, — глухо произнес Гудо.
— Пошли, — согласился Ешко и скрылся за дверью.
Очень скоро он вышел, держа в руке целое яблоко.
Гудо шел возле могильщика и словно завороженный смотрел на правую руку Ешко, в которой тот держал такой знакомый палачу нож. А тот все отрезал кусочки яблока и набивал ими рот.
— А вот и яма, — весело сообщил могильщик.
Это и в самом деле была большая яма, предназначенная для нескольких десятков покойников. Не
