талисманы, а также отрубленные и засушенные руки младенцев.
Но и этим не закончилось. Храмовники отравили воды колодцев и озер. Множество народа умерло в горячке и при большой потере веса. Эти безбожники даже вошли в союз с прокаженными, намереваясь передать эту болезнь тем, кто противостоял им. Вот почему инквизиция была вынуждена вступить в жестокую борьбу с тамплиерами и теми, кого они привлекли, чтобы осуществить свой черный замысел.
Утомленный долгим рассказом, старый священник умолк и тихо вздохнул.
Палач посмотрел на иссохшее лицо инквизитора и глухо произнес:
— Я не знаком с тамплиерами и их поступками. Я родился в глухих лесах. И потом я ничего такого не слышал. Зачем вы мне о них рассказали?
Отец Марцио уставился на палача. Он долго молчал, и это молчание встревожило Гудо. А еще этот взгляд помог ему понять: перед ним совсем другой человек. Человек с обостренным умом и холодным расчетом. Он уже не казался тем простаком, который пытался остановить чуму колокольным звоном и трупами на виселице.
— Ты, палач, знал этого Доминика как супериора еретиков. Церковь осудила движение флагеллантов. Если кто-либо так легкомысленно проливает свою собственную кровь, то он поступает так же дурно, как если бы он сознательно себя кастрировал или как-нибудь иначе изувечил. С таким же успехом он мог наносить себе ожоги при помощи раскаленного железа, что до сих пор не наблюдалось и что никто не находил разумным и желательным, за исключением разве лжехристиан и индийских идолопоклонников, которые считают священной обязанностью крестить себя посредством огня. Святая инквизиция долго присматривалась к этим несчастным. Теперь нам понятно, что этих сектантов ведут преемники тамплиеров. И есть явные доказательства, что Доминик — тамплиер. Если он окажется в наших руках, то наверняка мы многое узнаем от него. В том числе и о его участии в безумствах «пастушек». А рассказал я тебе все это затем, чтобы ты вспомнил каждое слово, произнесенное Домиником. Все хорошенько вспомнил. Еще до того, как мы его поймаем. За ним уже посланы пятеро служителей Церкви. Они где-то рядом. У них важное задание. Ведь кроме самих грешников тамплиеров, существуют и их черные книги. И очень важные документы. Настолько важные, что многие люди, прикоснувшиеся к ним или знавшие о них, умерли в тяжелых муках. Последний, о ком я знаю, это архивариус покойного епископа Мюнстера. Его семью вырезали, а самого архивариуса замучили пытками, выколов глаза и обстругав голову. Подумай об этом, палач. Может, что-нибудь и вспомнишь. Скоро мы будем знать все. Нас не остановят ни чума, ни колдовство.
— Значит, эти книги написаны дьяволом и во вред человеку? — как можно спокойнее спросил Гудо.
— Не совсем так. Некоторые написаны и людьми. Мудрыми людьми о мудрых вещах. Но тайные мудрости нельзя всюду и всем излагать, ибо не всем и всюду они понятны. И посему было сказано в Писании, что во многой мудрости много печали, а кто умножает познания, тот умножает печаль… Человек, который передаст в руки инквизиции эти книги и документы, будет возвеличен святой Церковью. Все, пора отдохнуть. Завтра интересный день.
Гудо не сомкнул глаз. Он никак не мог решить, чьи слова более правдивы — старого рыцаря Доминика или старого инквизитора отца Марцио. Но очень скоро его мысли вернулись к Аделе и дочери. И это было намного важнее. Едва дождавшись рассвета, Гудо покинул здание тюрьмы и отправился к Кафедральному собору.
В соборе каждую ночь проходила служба. Нашлось много горожан, которые возносили и ночные молитвы. Также они находили утешение своим тревогам в праведных словах отца Вельгуса. Вот и этой ночью настоятель собора пребывал со своей паствой в мольбах и покаяниях.
Как и положено палачу, Гудо долго стоял у входа, не смея войти в собор. Священник несколько раз взглянул на него, но, занятый службой, не заговорил с палачом.
Наконец, когда большинство утомленных горожан покинули святой дом, отец Вельгус подошел к господину в синих одеждах.
— Что привело тебя в собор? — сухо спросил он.
Гудо опустился на колено.
— Святой отец, прости мои грехи, вольные и невольные.
— Бог простит. Господь милосерден даже к таким, как ты. Хотя от прихожан о тебе я слышал только добрые слова, но не могу забыть тех зверств, что творились в подземелье Правды. Сколько безвинных душ приняли свою смерть от ваших кровавых рук!
— В этом не было нашей воли, — тихо сказал палач.
— Знаю. Поэтому и готов услышать тебя.
— Святой отец, я приютил в своем доме женщину и ее дочь. Они верные католики, чистые души. Я хочу взять на себя заботу о них.
— В доме палача не могут жить чужие.
— Я знаю, святой отец, и хочу, чтобы они стали моими. У них нет дома и нет родных. О них больше некому заботиться.
— Забота о несчастных — дело богоугодное. Ты готов назвать женщину своей женой?
— Да, святой отец.
— И она готова стать женой палача?
Гудо едва выдавил из себя:
— Да.
— Из какого она сословия?
— Она из селян.
Отец Вельгус грустно покачал головой.
— Я не могу вас обвенчать. Если бы она была из такого же подлого ремесла, как твое…
— Без меня эти люди могут погибнуть. Город их не примет. А за лесом их ждет чума. Не дайте пропасть чистым душам.
Священник надолго задумался. Произнеся короткую молитву, он обратился к палачу:
— Я смогу вас обвенчать, если она некоторое время пробудет в подлом ремесле. Палач может взять в жены гулящую девку. Отправь ее в тот дом, за которым ты присматриваешь.
— Надолго? — глухо спросил палач.
— Ну, скажем, на месяц. Я думаю, этого достаточно, чтобы в своих грехах она приблизилась к твоим.
— Пусть будет так.
Гудо встал и перекрестился. Не дождавшись крестного знамения от священника, он покинул собор.
Всю дорогу к дому он придумывал те слова, которые должен был сказать Аделе. Разве можно просить женщину, всю свою жизнь ненавидящую проклятого ею мужчину, стать его женой? А еще куда сложнее объяснить, что стать мужем и женой они могут только в том случае, если женщина согласится стать гулящей девкой и своим телом зарабатывать деньги.
Гудо уселся на холме неподалеку от своего жилища и с глубокой печалью уставился на двери дома. Теперь он в полной мере осознал, что это действительно дом палача. Можно ли быть счастливым в таком доме? И что может дать палач дорогим ему людям? Быть женой палача — это позор и унижение. А каково быть дочерью палача? Это значит навсегда стать отверженным людьми и Богом.
Гудо застонал. Ему был противен сегодняшний день. Ему был противен этот холм и дом внизу. Он был противен самому себе.
Но будет завтрашний день. И что принесет он?
Палач представил Аделу и свою дочь, бредущих по дорогам, усеянным трупами. И вот они попадают в лапы полуживых обезумевших людей, для которых этот день последний. В желании прожить этот последний день в сладости, они набрасываются на беззащитную Аделу и терзают ее прекрасное тело. А рядом, боясь, что ее постигнет та же участь, рыдает маленькая Грета. Потом Адела встает и идет навстречу злу и насилию. И так продолжается до самой ее смерти… А что же будет с Гудо? Ему не нужно жить, зная, что его сильное тело и великие знания не способны защитить даже дорогих ему людей.
