Если не обращать внимания на незначительные промашки и неувязки в нашем деле, то объяснения просты: журналистка Мариночка Стешко тронула интересы мафиозно-столичных элит, занимающихся прибыльным «порошковым» бизнесом, о чем я и раньше, кстати, догадывался. Любопытствующую натуру вырезали из жизни, как хирург вырезает из брюшины пациента тюльпан боли, окаймленный пунцовыми лепестками раковых метастаз. И никакая бы общественность внимания не обратила на гибель очередной скандальной бумагомараки, да случилась досадная осеча. Появляется некто, кто предпринимает радикальные меры по выяснению причин смерти не только своего друга, но и все той же популярной борзописцы. А это чревато. Чревато? Вот только для кого?
Как и полагал: нахожусь на первой ступени лестницы, ведущей вниз, где мне предстоит с тяжелыми боями продираться по лабиринту, куда сложному и опасному, чем капканы для виртуальных человечков, имеющих в запасе десяток жизней. У меня же она одна, следовательно прежде чем, сделать шаг…
Я сладко потягиваюсь: главное, не поскользнуться, сержант, на коровьей, например, лепехе, или окровавленных кишках поверженного врага, а все прочее в твоих руках — руках профессионала по любви и по ликвидации.
Что касается первого — все понятно. Не ходила ли моя прапрабабка в далекую индиговую Гранаду за инжиром; может, и согрешила там на пыльных плантациях винограда, пропитанного палящем солнышком Иберии? Это все к тому, что я любвеобилен и с этим ничего не поделаешь: непоколебимая, стало быть, сила природы.
Что же касается моей второй профессии (профессии убийцы) то здесь все намного проще и все намного сложнее. Я и мои товарищи по «Салюту-10» не боги, да наши отцы-командиры оказались земными вседержителями, кои и дали нам высшее право распоряжаться чужими жизнями. Возникает вопрос: а кто дал им право давать право на право убивать? Правильно, государство. А оно, как известно, у нас самое гуманное и всегда думает о людях, особенно, когда речь идет об истреблении тех, кто слишком много думает, пропуская через свои мозговые извилины, понимаешь, искры каких-то мыслей, вместо того, чтобы просто пережевывать силосно-кормовую пищу.
Впрочем, сейчас у нас загул слова — и говорить можно все, что угодно: власть как хапала ртом и жопой, так и хапает, гадя при этом на головы соотечественникам. Уж и не знаешь, что лучше: жить по уши в говне или пропасть во славу непорочной идеи о всеобщем равенстве и братстве?
Однако беда в другом: славословие, запущенное политическим недоразумением с фиолетовой заплатой во лбу, повлекло за собой разгул преступности. Валит девятый вал криминала. И порой так штормит, что всем законопослушным гражданам очень часто хочется стравить легкий ланч или ужин за корму своего вечного увечного бытия.
Что делать-что делать: именно в такое время в час полнощный на дорогу столбовую как раз и выходят авангардные отряды душегубцев. Образ собирательный, да именно против всей этой преступной нечистой силы, думаю, готовили нас, «салютовцев».
Сознательно это делали или нет, не ведаю, да сама природа требует гармонии. И если возникает агрессивная популяция сорняков, то что-то (или кто-то) обязан противостоять им, не так ли?
Я из глупости, любопытства или корысти, скорее из-за всего вместе, пожелал иметь мирную профессию — профессию добропорядочного европейского boy, отлично владеющего навыками ближнего боя с прекрасными женскими творениями, однако, боюсь, ситуация изменилась настолько, что понятие «жиголо» для меня приобретает совершенно другой смысл.
«Жиг» — на языке зоны означает «нож», предназначенный для пуска помойной кровянистой жижи сучей и предателей. То есть обстоятельства в нашей столь миролюбивой жизни складываются таким образом, что пора вплотную заняться именно кровопусканием из болезненного организма, чтобы принести ему хоть какое-то облегчение.
Я усмехнулся: жиг-жиг, кто на новенького? Полагаю, враг, понеся начальные потери, принял боевую стойку и теперь не так просто будет подрезать ему сонную артерию. Известно, кровь из неё садит фонтаном с таким примерно звуком: фак-фок-фуойк! То есть за несколько мгновений тело теряет весь свой энергетический, скажем так, запас, превращаясь в телесный мешок с будущей инвентарной биркой на синюшне-костлявой лапе. Неприятное зрелище все.
Но главное в этой мировой story, уметь увернуться от персонального фонтана имени «Дружба народов», тогда все будет в порядке: можно не тащить супруге хлопковый костюмчик мужа в химчистку. Зачем лишние хлопоты: как говорится, подрезал чужое горлышко, подумай о женушки и семейном бюджете.
Словом, все в твоих руках, сержант. Ты умеешь не только засаживать ножи в мишень и кидать гранитные гранаты на несколько десятков метров, у тебя, помимо этих необходимых бойцовских качеств, есть основное: принимать жизнь такой, какая она есть. И действовать по её законам. А закон один выжить в кровавой рубке, чтобы потом (лет через сто) пригласить на jig любимую женщину, и танцевать с ней в парке всю оставшуюся вечность под хрипатые звуки духового оркестра.
— Не скучаешь? — входила Александра с умытым и посему хрупким лицом.
— Скучать некогда, товарищ капитан, — и, подбросив вверх страницы, шлепнул их ладонью. — Будем давить гадину в её логове.
— О чем ты? — усмехнулась.
— Мафия бессмертна, да и у неё есть иголочка, — и заговорил скороговоркой, — которая в яйце, а то яйцо в березовом полене, а то полено в гусе, а тот гусь в сове, а та сова в волке, а тот волк в медведе, а тот медведь в блошиных человечках, а те человечки в дупле баобаба, где живет дьячок, а тот дьячок при деде, а дед тот совсем плох — на память оглох…
— Ох-ох, — вскричала Александра. — Прекрати этот народный каламбур.
— Любите народ, — назидательно проговорил, — и народ из вас вышибет последний дух.
— Вот именно. Каждый народ заслуживает то, что заслуживает.
— Все! О народе ни слова, — заявил я. — Будем говорить, хозяйка, чисто, конкретно, по нашему делу, да?
— А что говорить? — передернула плечами. — Ты все сказал.
— Это был романтический бред, — не согласился, поднимая с пола странички, — а теперь будет проза жизни, похожая на блевотинку пассажира «Боинга-747», который летит…
— … в Майями! — взялась за голову.
— Нет, — отрезал. — Во Фл`ориду!
— Издеваешься! — и с кулачками набросилась на меня. — А я работала всю ночь, в смысле, утро!
— Про ночь — это правильно, а вот что было утром…
— Работала я, — топнула ногой.
— Верно, «работа налицо», — и уложил странички на свою зацелованную физиономию. — Смотри, «работа на лицо»!
— Лучше думай, где яйцо?
— Пардон, какое… э-э-э… яйцо?
— В котором иголка.
— Да? — дурачился, выглядывая из-за бумаги, как нашкодивший школяр высматривает из-за угла мать, возвращающуюся с родительского собрания.
— Дима, ты… ты… ребенок!
— Александра Федоровна, а вы… — смеялся от удовольствия, — фифочка.
Наш амурная забава закончилась в ту секунду, когда на журнальном столике прозвучал сигнал сотового телефончика; это случилось так неожиданно, будто до поры до времени рядом с нами дремала всеми забытая пичуга, и вот её время пришло, она пробудилась и потребовала к себе внимания.
Фьить-фьить! И недолгая иллюзия нашего мещанского счастья рассыпалась в труху повседневности.
По тому, как Александра принимала информацию, понял — ЧП с летальным исходом одного из действующих лиц нашей современной трагикомедии.
Лицо любимой старело, точно с него сдирали маску веселого циркового арлекина, губы сжались в производственно-строгое каре, глаза обледенели до цвета легированной стали бис-2000.
