Хорошо быть памятником. Никаких проблем, кроме окисления и капающих пометом голубей. Стой и смотри на суету людей, уверенных, что они заняты строительством счастливого будущего. Не знаю, как у всех, но мой завтрашний день теряется в мутном мареве. Узлы обстоятельств вокруг моей шеи затянуты настолько крепко, что я уже сам себе не могу дать гарантий встречи нового дня. Может, поэтому решил встретиться с дочерью. Впрочем, причина встречи была в другом, да об этом лучше пока умолчать.
Я сижу на бульварной лавочке и смотрю, как вокруг памятника Поэту дог Ванечка, изображая коня, таскает Марию на роликах. Дочь хохочет, а пес, пуская слюни, скалится добродушной улыбкой. Они друг другу понравились. Это твой подарок, Маша, сказал я, при условии, что он пока будет жить у тети Аи на собачьей ферме. Дочь меня поняла — такого беззащитного животного опасно держать рядом с бабушкой и мамой. И вот мы гуляем на бульваре, и ждем, когда моя бывшая вторая жена Ая прикатит на «Ниве».
После того, как мы не сумели расшифровать найденную дискетку, у меня возникло ощущение опасности. Не каждый день владеешь вещичкой в миллион долларов. И потом: если заинтересованная сторона узнает по случаю, что я скрываю предмет у себя, то головы не сносить. Мне. Не лучше ли застраховаться? Что я и сделал, использовав оригинальный способ хранения куска пластмассы.
А текущая проблема — угадать пароль этой проклятой дискетки. А как? По утверждению хакера, это может быть слово или знак. Отгадать невозможно. Пароль скрыт в взбаламученном мозге господина Любощица. Снова использовать кремлевские таблетки? Боюсь, на сей раз фокус у меня не получится.
Резкий сигнал — из замызганного отечественного дорожника прыгает тетя Ая, похожая на дачницу, забронзовевшую на солнце.
— Ба! Какой у нас экстерьерчик! — профессионально тормошит пса. — Ууу, какие зубки! — И мне. — Лопухин, где скоммуниздил такую пятнашечку! Ууу, мой сладенький.
— Подарок, — цедю сквозь зубы.
— А теперь это мой подарок! — кричит Мария, буквально вешаясь на широком кожаном ошейнике пса.
— Твой, детка, твой.
— Дав-дав! — не спорит Ванечка.
После суматохи, лая, криков прощания, «Нива» укатила в сторону области, а мы с Марией отправились к её дому. Я был рассеян и задумчив. Дочь на это обратила внимания. Я повинился: дела-дела, родная. А ты эти дела выбрось из головы, посоветовала, отмахивая мне рукой. Я согласно кивнул, глядя, как она, визжа, врезается в группу своих подружек.
Конечно, я бы с радостью последовал совету дочери: выбросил из головы все проблемы… к черту!.. И что? Быть как пациент Лб-66. Прекрасная перспектива.
Я шел по городу и чувствовал, что скоро грянет буря. После недоброго затишья — будет буря. Она уже где-то рядом. На чистом небе появились первые скользящие облачка. И спасаться напрасно — вокруг выжженная целина.
После неудачного эксперимента в компьютерном центре я, Хулио и Сосо Мамиашвили обсудили создавшееся положение и пришли к выводу, что ситуация хреновая. Единственный рычажок, которым мы можем воспользоваться дискетка, и то в том случае, если мы её расшифруем.
— Делаем паузу, — предложил Хулио. — Ваньо думает о пароли, а наша организация тихо-тихо… разрабатывает… господина Савелло…
— На предмет чего? — не понял я.
— Пока… на предмет его личных контактов.
Я жестом показал свое видение этих «личных контактов»: щелк — и нет проблем. Хулио запротестовал — зачем, нет нужды в столь радикальных изменениях на политической арене. Основная цель — программа «S». Что, кто, зачем и почему? Вот на эти детские вопросы нам нужно получить ответы. Ага, вздохнул я, пока их получишь, шкуру живьем сдерут. Ну, пожалуй, ты, Ваньо, первый шкурник на деревне, благодушно хохотнул Хулио, так, князь? Разумеется, Сосо, разгоряченный «Бешеной Мэри» подтвердил это неверное мнение о моих профессиональных способностях. Я понял, что мои приятели спелись-спились и покинул их приятное общество, чтобы в уединении подумать о пароле.
Куда там! В клоповнике неистовствовали шекспировские страсти по причине того, что ханурик Гена навсегда загнулся на унитазе. Сел на общественный престол и — все, всем привет!.. И жильцы вместо того, чтобы оплакивать пропойную душеньку, принялись собачиться из-за освободившейся комнаты в семнадцать метров. Хоромы, блядь, матерился я, когда очередной жилец появлялся в дверях с просьбой поддержать его ходатайство о расширении. В конце концов я заявил, что сам буду расширяться, поскольку у меня животные принадлежат к разным видам хищников. Соседи оскорбились и оставили меня в покое. Размышляя о бренности существования, я начал гулять с дискеткой по комнате. С определенной целью — упрятать спрессованный в пластмассу миллион долларов, чтобы ни одна собака, понимаешь… И обратил внимание на дога Ванечку.
Когда вопрос с дискеткой был решен, я упал на тахту и уснул со спокойной, прошу прощения, совестью. Под утро появилась призрачная бабка Ефросинья. Она была всклокоченная, как туман на дереве, и заметно нервничала. Если можно так выразиться по отношению к призраку.
— Ох, поганец, доигралси! — переживала. — От тёбя, Ванёк, загнуть в бараню роговину.
— Ничего, прорвемся, ба, — отмахивался. — Сказала бы лучше пароль?..
— В хвост и в гриву такого лупцовати, — расстраивалась. — Якую таку паролю, прости мя Господи!
— Словцо какое. Или знак.
— Тьфу на тёбя, засоранец! — уходила в открытое окно, где стыло раннее утро. — У святово Егория с коня подкову срезали, да в гадину медициньску звернули. То-то и оно…
Прошамкав эти аллегории, призрак с чувством выполненного долга удалился. Понятно, что поздним утром я ничего не вспомнил, а занялся текущими проблемами. По телефону нашел Аи и договорился о встрече на бульваре… и так далее.
После посещения дочери и снаряжения дога на собачью ферму почувствовал себя намного легче. Теперь можно любую версию активно отрабатывать. Как говорится, жизнь берет свое. Жить все время с перепуганной душой? Простите-простите. Пусть меня, Ванька, пугаются. А я у себя на родине, хотя и вынужден находиться в плотном кольце конституционных глупцов (их 16 % от всего населения республики), полноценных идиотов (7 %), радостно-возбужденных дебилов (6 %), печальных олигофренов (5 %), замаскированных дегенератов (19 %) плюс ушибленные при рождении (2 %); итого больше половины, не способных мало-мальски функционировать; я уж не говорю об оставшихся, которые мечтают лишь на халяву нажраться, да торопливо пошпокаться на рабочих местах. И тем не менее эта моя Родина и мои соотечественники. И они, при всех своих патологических недостатках, мне симпатичны. За их полупридушенные души можно и нужно бороться. На этой пафосной мысле последовал сигнал из космоса — я поднес сотовый телефончик к уху. Это был Миха Могилевский. Я удивился, куда он, поцик, запропастился? Здесь я, здесь, чуть раздражаясь ответил товарищ и признался, что у него появились материалы по программе «S». Надо ли говорить, что я, уточнив местонахождение продувного по своей природе приятеля, рванул олимпийцем по улицам, площадям и переулкам…
Я крепок задним умом. Так и не научился ощущать опасность. Самонадеянный болван, бесконечно наступающий на грабли. Господин Могилевский назначил встречу в банке «ОЛИМП», (название условное) что само по себе являлось гарантией безопасности. Олимпийское движение — залог здоровья, не так ли?
Находился банк в старинном особнячке, выкрашенным в цвет розоватого кремового мороженого. Над входом горело пошлым сусальным золотцем название капиталистического учреждения. Скучающие секьюрити, сверив мою фамилию в списке, указали направление движения. Я поднялся по мраморной лестнице с летящими на поворотах бронзовыми херувимчиками, протопал по длинному коридору, где желающих сдать свои кровные не наблюдалось. В кабинете, заставленном компьютерной техникой, я ввалился, как стадо верблюдов на цирковую арену. Господин Могилевский сидел за дисплеем и был похож на клерка, которого принудили работать в неурочное. Прокисший его видок мне не понравился, я ляпнул что-то оптимистическое и сделал несколько шагов…
Неожиданно кресло с высокой спинкой развернулось и я увидел… господина Лиськина. Со своей
