— Главное, товарищи, ЛБ, — строго проговорил. — Даю два часа времени. Более не могу. Успеете?
— Не знаю, — утомленно сказала Анна. — Будто да.
— Без пароля не успеть, — заметил Алеша.
— Пароль будет, — заверил генерал.
И напомнил, что после того, как хакеры овладеют ЛБ, необходимо уничтожить весь компьютерный интеллект спецотдела G.
— Взорвать, — обрадовался я.
Меня подняли на смех, что за старозаветные методы — запускается вирус, пожирающий всю Систему, как колорадский жук картофельные кусточки, и нет проблем.
Образ колорадского жука мне был знаком и понятен; дело швах — когда этот злодей оккупирует огород. Сражаться бесполезно, разве что огнеметом.
— И последнее, — сказал чин. — Чтобы с Бомбой ничего не приключилось, ты, Алекс, передаешь её в группу майора…
— Да-да, — энергично откликнулся служака.
— Почему? — удивился я. — Мы сами этот трофей…
— Саша, — с укоризной проговорил генерал. — Вы задержитесь на четверть часа. Пока этих жуков запустите в Сеть. Зачем рисковать?
— А?! — подумал я. — Правда ваша. Вы Софокл, генерал.
— Иди к черту, — огрызнулся.
Я вздохнул — это точно к дьяволу в пасть. Неужели нельзя договориться полюбовно? С противной стороной. Устроим бартер. Вон у нас сколько чайников веселой расцветочки. Обменяем десяток полезной посуды на одну дискету. И все довольны. Были бы.
Меня не слушали. С таким норовом служить бы мне в налоговой инспекции, цены не было. Все должники рыдали бы горючими слезами. И предлагали взятки — крупные.
Вот где романтика, а у нас тягомотина и серые будни. И никто, ничего не дает, кроме чайника в сарафанной расцветке. За собственную же копейку. Во жизнь! Прекрасная и удивительная, как роза, бля, ветров!
Потом случился легкий ленч — генерал поднял стакан молока за успех акции «Филин» и пообещал выписать премию — каждому.
Лучше грамоты, сказал я. Почетные. Деньга — мусор, а вот бумага с золотым щитом и мечом на долгую память.
Коллектив почему-то со мной не согласился. Странно? Неужто мир так изменился, что какие-то копейки могут заменить идею?
Наконец завезли амуницию и техсредства для наступления и защиты. Воины загомонили, засуетились, точно пугаясь не дополучить ранец с сухим пайком. Майор взял власть в свои руки, сделавшись ВРИО прапорщиком по хозяйству.
Мы с Ореховым на все махнули рукой и побрели к авто.
— Фу, жарко, — сказал он. — Горяченькие денечки.
— Живем, как в Африке, — и вспомнил про Резо и Колю Болотного, как они там на сафари? Отдыхают под баобабами?
Мой спутник внезапно помрачнел челом, тяжело задышал, затем выхаркнув свинцовый сгусток мата, поведал, что этот Хулио, пристроил интернациональную пьянку в готеле с янками, германцами, французиками, итальяшками, япошками и прочими народами мира.
— Нашли, кого посылать, — бушевал генерал. — Я тоже хорош! Как выпустил беса, не понимаю?
— Что он там намутил? — спросил я.
— Намудил, — поправили меня. — Пьет, как лошадь! Как лошадь! — Мой товарищ так страдал, что я грешным делом решил: сожалеет о своем отсутствии на африканском сабантуе.
— Неужто и Коля Болотный заложил за воротник? — не поверил я.
— Лучше заложил, мать их так! — потрясал чайниками. — Вот учим бить морды, а потом имеем международный скандал!
— Да, что ж такое?
В конце концов с посторонних слов я восстановил приблизительную картину происшедшего в далеком Абу-Даби.
Право, ничего уж такого, чтобы переживать, как Орехов, который пунцово набряк и возникало впечатление, что ласта морпеха приласкала и его мордатые щеки.
Что же случилось? Не буду утомлять интригой. Скажу сразу: история проста, как марокканский апельсин, выращенный в Подмосковье.
Виной всему скука, я так думаю. Скука. Что может себе позволить беспорочный наш командировочный в незнакомой арабской местности? Когда нет баб, а если и есть, то в парандже, и как не приглядывайся лунноподобного личика не узришь. А мужики в офицерских френчах и солдатской робе как-то глаз не радуют. И потом — сиживать днями в пекле на полигоне, точно на раскаленной сковороде, в чудовищном громе от постоянных запусков этих ссученных ракет, такой антисанитарии ни каждый выдержит.
Надо отдать мужеству Резо — неделю он держался, как верблюд. Пил только минеральную воду и плевался, как camal в зоопарке. Его, человека, сдерживал мой суровый наказ: беречь окружающую среду. И свое здоровье.
И-таки не выдержал. На общую беду у янки Томаса Йорка Морриса случился день рождения. Хулио с американцем подружился. Уж не знаю на какой почве. То есть у друзей появился серьезный повод.
Что-что, а организаторские способности у моего друга выдающиеся. Если дело касается легкого фуршета. Здесь он начинает свободно говорить на всех языках мирового сообщества и понимает всех, даже эскимосов. И алеутов. После третьего стакана.
Поначалу все было довольно пристойно. Разноплеменный народец потягивал слабые фруктовые коктейли с каплей джина, считая, что он безбожно зашибает. Странные люди: три четверти воды, кусок льда, запах елки и буркалы в куче.
Наш Резо-Хулио, человек доброй и широкой души, решил всю скучную компашку приобщить к культуре отечественного культурного пития. Так сказать, выступил полпредом нашего образа жизни. Что, согласитесь, похвально.
Каким-то чудным образом ему удалось протащить мимо таможни десять бутылок нашей родной светлой. И вот он с ней, теплой, как его хлебосольная душа тамады, явился перед публикой. Вместе с новорожденным Томасом Й. Моррисом.
Никто не успел и глазом моргнуть, как уже сосал коктейль «Серп и молот». Во славу дружбы между народами. И отличного ковбоя из штата Вирджиния.
После первого тоста у многих почему-то появилось желание поднять второй. Во славу piece во всем piece. А почему бы и нет — лучше поднимать стаканы, чем ракеты с ядерными боеголовками.
Третий тост у Резо был убийственно-проникновенный: за баб-с! Всего мира! И как тут не хлобыстнуть за всех матрешек и барби планеты?
После этого началось естественное братание, лобызание и абсолютнейшее взаимопонимание. Вот если бы все высокие политики перешли на коктейль «Серп и молот», никаких не возникала бы проблем. В подлунном piece.
Да, было чуточку шумно. Весело. И нервно. Некоторые оказались плохо подготовленными к таким перегрузкам, почувствовав физиологический дискомфорт, будто их яйца кромсал серп, а по кумполу гулял паровой молот. Вот что значит жить в дистиллированном обществе.
Многие жаловались на желудок. Ну и что? Как говорится, поблюй в уголок и продолжай веселый праздник. Многие так и делали. И праздник шел по накатанной колее — пели песни: «Подмосковные вечера», «Катюша» (по заказу немецкой делегации), «Любо-любо, братцы, жить», «Сулико» и многие другие.
И все бы ничего, да какой-то высокопоставленный язвенник и, стало быть, трезвенник, который от зависти полночи грыз подушку в своем люксе, и к тому же, видно, не любил советскую песню, настучал в местную полицию.
