какая-то женщина что-то крикнула.
— Ты отвечал по моему телефону, — повторила Симоне.
Он еле заметно кивнул.
— Это был мой сын, — продолжала она. — Беньямин звонил…
Его ноги снова задергались, глаза закатились, язык вывалился изо рта.
— Что сказал Беньямин? — спросила Симоне.
Шульман сглотнул, медленно двинул челюстями, веки опустились.
— Сим? Что он сказал?
Он покачал головой.
— Ничего не сказал?
— Ничего… — просвистел Шульман.
— Что ты сказал?
— Не Бенья… — выговорил он почти беззвучно.
— Он ничего не сказал? — спросила Симоне.
— Не он, — сказал Шульман тонким испуганным голосом.
— Что?
— Усси…
— Как ты сказал? — переспросила Симоне.
— Юсси звонил…
У Шульмана задрожали губы.
— Откуда он звонил? — подсказал Эрик. — Спроси, откуда звонил Юсси.
— Где он был? — спросила Симоне. — Ты знаешь?
— Дома, — тонким голосом ответил Шульман.
— Беньямин тоже был в доме?
Голова Шульмана перекатилась набок, рот ослаб, кожа на подбородке сложилась в складки. Симоне нервно посмотрела на Эрика — она не знала, что делать.
— Лидия была там? — спросил Эрик.
Шульман глянул вверх, зрачки скосились в сторону.
— Лидия была там? — повторила Симоне.
Шульман кивнул.
— Юсси говорил что-нибудь о…
Шульман тонко застонал, и Симоне замолчала. Она погладила его по щеке. Внезапно он взглянул ей в глаза, совершенно отчетливо спросил:
— Что случилось? — и снова провалился в кому.
Глава 48
Анья вошла в кабинет комиссара и молча протянула ему папку и чашку грога. Он посмотрел на ее круглое розовое лицо. Анья не улыбнулась ему, что было на нее не похоже.
— Ребенка идентифицировали, — коротко пояснила она и ткнула пальцем в папку.
— Спасибо.
Ненавижу две вещи, подумал Йона, глядя на коричневую картонную папку. Во-первых, когда заставляют бросать дело, уходить от неидентифицированных тел, ненайденных насильников, грабителей, безнаказанных побоев и убийств. А во-вторых — противоположное: когда нераскрытые дела раскрываются. Потому что когда находишь ответ на старую загадку, он редко оказывается таким, как тебе хотелось.
Йона открыл папку и стал читать. Тело ребенка, найденное в саду Лидии Эверс, принадлежало мальчику, убитому в возрасте пяти лет. Причиной смерти стал, по-видимому, перелом темени вследствие удара тупым предметом. Кроме того, на скелете обнаружено множество заживших и полузаживших повреждений, указывавших на многократные жестокие побои. «Побои?» приписал судебный медик, поставив вопросительный знак. Побои такие жестокие, что стали причиной перелома костей и трещин в скелете. По всей видимости, избиению тяжелым предметом подвергались в первую очередь спина и плечи. Кроме того, плохое состояние костей свидетельствовало о том, что ребенка морили голодом.
Комиссар немного посидел, глядя в окно. К этому он так и не смог привыкнуть. Он говорил себе: в день, когда я привыкну к таким вещам, я перестану быть комиссаром уголовной полиции. Йона запустил руки в густые волосы, с трудом сглотнул и снова вернулся к чтению.
Итак, ребенка идентифицировали. Его звали Юхан Самуэльссон, родители заявили о его пропаже тринадцать лет назад. Мать, Исабелла Самуэльссон, по ее собственным словам, находилась с сыном в саду, когда в доме зазвонил телефон. Она пошла в дом одна и за те двадцать-тридцать секунд, пока она поднимала трубку и удостоверялась, что на том конце ей никто не отвечает, ребенок пропал.
Юхану было два года, когда он пропал.
Ему было пять, когда его убили.
После этого его останки десять лет лежали в саду Лидии Эверс.
От запаха грога, поднимавшегося от чашки, вдруг затошнило. Йона встал и приоткрыл окно. Глянул вниз, на внутренний двор управления: пустой мокрый асфальт, деревья у ограды растопырили ветки.
Лидия держала ребенка у себя три года, подумал комиссар. Три года хранила тайну. Три года побоев, голода и страха.
— Йона, с тобой все нормально? — спросила Анья, просовывая голову в дверь.
— Поеду поговорю с родителями.
— Это может сделать и Никлассон.
— Нет.
— Де Геер?
— Это же мое дело. Поеду…
— Понятно.
— Можешь пока проверить несколько адресов?
— Ну конечно могу, милый, — ответила она с улыбкой.
— Это касается Лидии Эверс. Я бы хотел знать, где она жила последние тринадцать лет.
— Лидия Эверс? — повторила Анья.
Йона с тяжелым чувством надел меховую шапку, зимнюю куртку и отправился сообщить Исабелле и Юакиму Самуэльссонам, что их сына Юхана, к сожалению, нашли.
Анья позвонила ему, когда он проезжал через шлагбаум.
— Быстро ты. — Комиссар постарался, чтобы это прозвучало весело, но у него ничего не вышло.
— Сердце мое, я как раз с этим работаю, — прощебетала Анья.
Он услышал, как она вздохнула. Стая черных птиц поднялась с покрытого снегом поля. Йона заметил их краем глаза, они показались ему тяжелыми каплями. Он вспомнил две фотографии Юхана, лежавшие у него в папке, и ему захотелось громко выругаться. На одной фотографии был изображен хохочущий во весь рот лохматый парнишка в костюме полицейского. На другой — остатки костей, разложенные на металлическом столе, аккуратно снабженные бирками с номером.
— Вот дерьмо, — буркнул он себе под нос.
— Ну ты!
— Извини, Анья, тут просто другая машина…
— Ладно, ладно. Но вообще я не люблю, когда ругаются.
— Да, я знаю, — устало сказал Йона. Спорить у него не было сил.
Кажется, Анья наконец поняла, что ему не до шуток, и доложила ровным тоном:
— Дом, где нашли останки Юхана Самуэльссона, — это дом родителей Лидии Эверс. Она в нем выросла, это ее единственный адрес.
— Семьи у нее нет? Родители? Братья, сестры?
