свободны и начнем все сначала, только вдвоем.
Эвелин быстро опустила жалюзи и осталась стоять, обхватив себя руками. Эрик положил письмо на стол и поднялся. Юсеф дома, торопливо подумал он. Наверняка. Если он сумел подкинуть альбом с запиской в коробку, он должен быть дома.
— Юсеф вернулся домой, — сказал Эрик.
— А где ему еще жить? — еле слышно ответила Эвелин.
Комиссар в кухне уже звонил одному из дежурных полицейских в центр связи.
— Эвелин, как, по-вашему, Юсеф сумел скрыться от полиции? — спросил Эрик. — Там ведь уже почти неделю обследуют место преступления.
— Подвал, — сказала Эвелин и посмотрела вверх.
— Какой подвал?
— Там потайная комната.
— Он в подвале! — крикнул Эрик на кухню.
Йона услышал, как на том конце медленно стучат по клавиатуре.
— Предполагается, что подозреваемый в подвале, — сказал он.
— Погодите немного, — ответил дежурный. — Мне нужно…
— Это срочно, — перебил Йона.
После паузы дежурный очень спокойно продолжил:
— Две минуты назад с того же адреса поступил тревожный вызов.
— Что вы говорите? Тумба, Ердесвеген, восемь? — удивился Йона.
— Да. Соседи позвонили, сказали, что в доме кто-то есть.
Глава 27
Кеннет внезапно остановился, постоял, потом медленно двинулся к лестнице. Он держал пистолет дулом вниз, рука прижата к телу. С кухни в коридор проникал дневной свет. Симоне шла за отцом и думала, что дом убитых похож на дом, в каком она жила когда-то с Эриком и маленьким Беньямином.
Что-то скрипнуло — в полу или глубоко в стенах.
— Это Юсеф? — прошептала Симоне.
У нее онемели руки от фонарика, чертежей и лома. Лом был страшно тяжелым.
В доме стояла абсолютная тишина. Звуки, которые они слышали раньше — стуки и приглушенные хлопки, — почти прекратились.
Кеннет коротко кивнул дочери. Он хотел чтобы они спустились в подвал. Симоне кивнула в ответ, хотя каждая клетка ее тела кричала «нет!».
Из чертежей следовало, что лучшее место для тайника — это, без сомнения, подвал. Кеннет ручкой нарисовал на чертеже, как стена с помещением для старого отопительного котла может продолжиться и образовать почти невидимую комнату. Другим местом, которое отметил Кеннет, был чердак.
В стене возле сосновой лестницы, ведущей на верхний этаж, обнаружилось маленькое отверстие без двери. В стене еще остались петли от маленькой дверцы. Ведущая в подвал железная лестница выглядела как самодельная: швы толстые и грубые, ступеньки покрыты мягким серым флисом.
Кеннет щелкнул выключателем, пытаясь зажечь свет. Ничего не произошло. Он нажал на выключатель еще раз, но лампа не горела.
— Стой здесь, — тихо велел он.
Симоне ощутила короткий укол паники. Тяжелый пыльный запах заставлял ее думать о потоке грузовиков.
— Дай мне фонарик, — сказал Кеннет и протянул руку.
Она медленно передала фонарь отцу. Он коротко улыбнулся, зажег фонарик и продолжил осторожно спускаться.
— Эй! — резко крикнул он. — Юсеф? Мне надо с тобой поговорить.
Внизу, в подвале было тихо. Ни шума, ни звука дыхания.
Симоне ждала, вцепившись в лом.
Фонарик освещал немного — стены и потолок над лестницей. Темнота подвала оставалась такой же густой. Кеннет продолжал спускаться, фонарик выхватывал отдельные предметы: белый пластиковый мешок, светоотражающая полоска на старой детской коляске, стекло вставленной в рамку киноафиши.
— Думаю, я могу тебе помочь, — сказал Кеннет тише.
Он спустился, торопливо повел фонариком вокруг, чтобы убедиться, что никто не набросится на него из укрытия. Маленький кружок света скользил по полу и стенам, прыгал с предмета на предмет, отбрасывая изогнутые меняющиеся тени. Кеннет снова начал осматривать помещение, спокойно и методически водя фонариком.
Симоне начала спускаться. Металлическая конструкция глухо загудела под ее шагами.
— Никого, — сказал Кеннет.
— А что мы тогда слышали? Здесь кто-то был.
Через грязное окошко под потолком сочился дневной свет. Глаза привыкли к слабому освещению. В подвале были свалены разнокалиберные велосипеды, детская коляска, санки-тобоган, горные лыжи и мини-печь, елочные игрушки, рулоны обоев и стремянка с потеками белой краски. На картонной коробке кто-то написал маркером: «Комиксы Юсефа».
Над потолком раздалось какое-то потрескивание; Симоне взглянула вверх на лестницу, потом на отца. Он как будто ничего не слышал. Медленно подошел к двери в противоположной стене. Симоне толкнула лошадь-качалку. Кеннет открыл дверь и заглянул в чулан для стирки, с небольшой стиральной машиной, сушилкой и старой гладильной машиной, какие были в ходу много лет назад. Возле теплового насоса висела грязная занавеска, закрывающая большой шкаф.
— Здесь никого, — сказал Кеннет и повернулся к Симоне.
Она посмотрела на отца и тут же перевела взгляд на грязную занавеску у него за спиной. Занавеска висела неподвижно, но все же висела.
— Симоне?
На ткани было влажное пятно, небольшой овал, как от рта.
— Разверни чертеж, — велел Кеннет.
Симоне показалось, что влажный овал втягивается внутрь.
— Папа, — прошептала она.
— Да? — ответил он, прислонился к дверному косяку, сунул пистолет в кобуру на плече и почесал голову.
Снова раздался треск. Симоне повернулась и увидела, что лошадка все еще качается.
— Сиксан, что такое?
Кеннет подошел к дочери, забрал у нее чертеж, разложил его на свернутом матрасе, посветил фонариком и перевернул.
Глянул вверх, снова перевел взгляд на чертеж и подошел к кирпичной стене, возле которой стояли разобранная двухъярусная кровать и шкаф с оранжевыми спасательными жилетами. На доске для инструментов висели стамеска, разные пилы и тиски. Место рядом с молотком было свободно — кажется, раньше там был топор.
Кеннет обвел взглядом стену и потолок, наклонился и постучал по кирпичам за кроватью.
— Ну как? — спросила Симоне.
— Этой стене лет десять, не меньше.
— За ней что-нибудь есть?
— Есть. Довольно большое помещение.
— А как туда попасть?
