Кеннет опять посветил на стену, на пол возле разобранной кровати. По подвалу скользили тени.
— Посвети еще раз, — попросила Симоне.
Она указала на пол возле шкафа с жилетами. На бетоне виднелось множество выгнутых царапин.
— За шкафом.
— Подержи фонарик, — сказал Кеннет и снова достал пистолет.
Из-за шкафа вдруг раздался какой-то звук. Словно там кто-то осторожно пошевелился. Отчетливые, хотя и медленные, движения.
Симоне почувствовала, как страшно у нее участился пульс. Там кто-то есть, подумала она. Господи боже. Она хотела крикнуть «Беньямин!», но не решилась.
Кеннет предостерегающе махнул ей рукой, веля отойти назад, она хотела что-то сказать, как вдруг напряженная тишина взорвалась. Наверху послышался оглушительный грохот: дерево разлетелось на куски. Симоне уронила фонарик, и стало темно. По полу простучали торопливые шаги, над головой затрещало, слепящий свет фонариков волной скатился по лестнице и разлился по подвалу.
— Лечь на пол! — истерически закричал какой-то человек. — На пол!
Симоне словно окаменела, ослепленная светом, — так ночного зверя, выскочившего на шоссе, слепят фары автомобиля.
— Ложись! — крикнул Кеннет.
— Отстань! — крикнула она в ответ.
— На пол, на пол!
Симоне не понимала, что человек обращается к ней, пока он не ударил ее в живот и не повалил на бетонный пол.
— На пол, я сказал!
Симоне попыталась вдохнуть, закашлялась и стала хватать воздух ртом. Яркий свет заполнил подвал. Черные фигуры потащили их с отцом вверх по узкой лестнице. Симоне завели руки за спину и защелкнули наручники. Она с трудом двигалась, поскользнулась и ударилась щекой об острую грань металлических перил.
Симоне попыталась повернуть голову, но кто-то крепко держал ее, тяжело дыша и прижимая ее к стене возле входа в подвал.
Ей показалось, что какие-то фигуры фотографируют ее со вспышкой. Симоне зажмурилась от дневного света, ей было трудно смотреть. До нее донесся обрывок разговора, она узнала отцовский голос, короткие, взвешенные слова. Голос, от которого ей вспомнился запах кофе ранним утром перед уходом в школу. По радио передают новости.
Только теперь она сообразила, что в дом ворвались полицейские. Наверное, кто-нибудь из соседей заметил свет от фонарика Кеннета и позвонил в полицию.
Полицейский лет двадцати пяти, с морщинками и синими кругами под глазами напряженно смотрел на Симоне. У него была бритая голова, отчего становилось заметно, что у него грубый шишковатый череп. Полицейский несколько раз потер шею ладонью и холодно спросил:
— Как вас зовут?
— Симоне Барк, — ответила Симоне дрожащим голосом. — Я здесь со своим отцом, он…
— Я спросил, как вас зовут, — повысил голос полицейский.
— Спокойнее, Рагнар, — сказал другой полицейский.
— Вы ядовитая гадина, — продолжал молодой человек, повернувшись к Симоне. — Но это всего лишь мое личное мнение о людях, которым любопытно поглядеть на кровь.
Он фыркнул и отвернулся. До Симоне долетал голос отца. Негромкий, утомленный.
Она увидела, как один из полицейских выходит с его блокнотом.
— Простите, — сказала Симоне женщине в полицейской форме, — мы услышали какие-то звуки внизу, в…
— Помолчите, — оборвала женщина.
— Мой сын…
— Помолчите, я сказала. Кто-нибудь заклейте ей рот.
Полицейский, обозвавший Симоне гадиной, вытащил рулон широкой липкой ленты, но отвлекся: вошел высокий светловолосый мужчина с внимательными серыми глазами.
— Йона Линна, Государственная уголовная полиция, — сказал он с финским акцентом. — Что у вас?
— Двое подозреваемых, — ответила женщина.
Йона посмотрел на Кеннета и Симоне и сказал:
— Теперь я ими займусь. Это ошибка.
Он велел отпустить подозреваемых; на щеках у него вдруг появились ямочки. Женщина подошла к Кеннету, сняла наручники, извинилась и обменялась с ним несколькими словами. У нее покраснели уши.
Полицейский с бритой головой шагнул к Симоне и уставился на нее.
— Отпустите ее, — приказал комиссар.
— Они оказали сопротивление, я повредил палец.
— Собираетесь их задержать? — спросил Йона.
— Да.
— Кеннета Стренга и его дочь?
— Мне наплевать, кто они, — агрессивно ответил полицейский.
— Рагнар, — примирительно сказала женщина, — он наш коллега.
— Проникать на место преступления запрещено, и, честное слово…
— Успокойтесь, — решительно перебил комиссар.
— Я что, не прав?
Молча подошел Кеннет.
— Я не прав? — повторил Рагнар.
— Потом поговорим, — ответил Йона.
— А почему не сейчас?
Комиссар понизил голос:
— Ради вашей же пользы.
Женщина снова подошла к Кеннету, кашлянула и сказала:
— Мы сожалеем, что так получилось. Завтра получите торт.
— Все нормально, — отмахнулся Кеннет, помогая Симоне встать с пола.
— Подвал, — почти беззвучно произнесла она.
— Я займусь подвалом, — сказал Кеннет и повернулся к Йоне. — В подвале, в тайнике, есть еще один человек или даже несколько. Тайник за шкафом со спасательными жилетами.
— Так, слушайте, — крикнул Йона полицейским. — У нас есть основания полагать, что подозреваемый находится в подвале. Я — руководитель оперативной группы. Будьте осторожны. У него может оказаться заложник, в этом случае переговоры буду вести я. Подозреваемый опасен, но стрелять в первую очередь по ногам.
Комиссар торопливо надел бронежилет, отправил двух полицейских к задней стене дома и собрал вокруг себя оперативную группу. Полицейские выслушали быстрые указания, после чего вместе с комиссаром скрылись в проеме ведущей в подвал двери. Металлические ступеньки загремели под их тяжестью.
Кеннет стоял, обняв Симоне. Ее трясло от страха. Кеннет шептал, что все будет хорошо. Единственное, чего хотелось Симоне, — это услышать голос сына из подвала; она молилась, чтобы прямо сейчас, в любую секунду, раздался его голос.
Очень скоро Йона вернулся, неся бронежилет в руках.
— Ушел, — неохотно признался он.
— Беньямин, где Беньямин? — спросила Симоне.
— Не здесь.
— Но та комната…
Симоне подошла к лестнице. Кеннет попытался удержать ее, но она вырвала руку, протиснулась мимо
