– Великий и Ужасный Торквемада? – поднял брови Гермес.
– Уже просветили, – дон Антонио покосился на Айонки. Тот сидел с бесстрастным лицом. – Тем не менее здравствуйте. Очень рад вас видеть.
Он протянул руку. Гермес пожал ее, а потом, плюнув на приличия, крепко обнял испанца.
– Вот вы где все это время прятались, черти.
Сибейра ответил на объятие с неменьшим энтузиазмом.
– Мы не прятались. Нас просто никто не искал.
– Да, – вздохнул Гермес, – было дело. Там никто никого не искал. Нелучшее время было. Вы знаете, сколько народу осталось из Экскора?
– Знаем, – кивнул Сибейра, – и не в обиде на Землю. У нас теперь тут забот полон рот.
– Я в курсе, – усмехнулся Гермес.
– Так что ж мы стоим? – спохватился дон Антонио. – Семен ждет. – Он повернулся к Айонки: – Я забираю гостя. Пометь в отчете по существующим данным, ага?
Айонки молча отдал честь. На русский манер, отметил Гермес – и довольно улыбнулся.
Глава 11
Мягкий свет не резал глаза. После ватной черноты, спасавшей его все это время, открывая глаза, он ждал невыносимой боли и уже приготовился опять зажмуриться, но, к его удивлению, ничего подобного не случилось. Мягкий свет обволакивал его, даря ощущение покоя и умиротворенности. И настолько это был приятно, что Ирил чуть не поверил, что опять оказался в своей темноте, зачем-то сменившей освещение. Но это было не так. Во-первых, не было моха. Последнее время (Ирил не мог сказать, сколько оно длилось: день, месяц, годы) мох был рядом непрерывно. Его сварливые интонации стали неотъемлемой частью нового мира Ланьи. И – без него он действительно свалился бы в небытие и плюнул бы на всё. Ирил, правда, до сих пор не был уверен, что это так уж неправильно. Но мох неустанно трещал: дескать, нет, нельзя, плохо. Почему, не объяснял, но уверял, что так. А теперь его нет. Ирил перестал слышать его с того самого момента, как темная тишина стала плыть по частям, разрываясь на отдельные клочья. Такие же темные, но отдельные. Потом между ними стали появляться светлые пятна. И девичий голос стал слышнее. А потом Ланья узнал этот голос – Сова. И тишина лопнула. Лопнула, чтобы стать болью. Невыносимой и бесконечной. Перешедшей в итоге в этот мягкий дружелюбный свет. И вот где-то на этом этапе, между клочьями и светом, мох пропал. Просто перестал зудеть и пропал совсем. Когда Ирил это понял, он чуть не разрыдался. Правда, долго рыдать ему не дали – началась эта дикая свистопляска боли, но отчаяние от потери друга – мох уже воспринимался почти родным – было непереносимо. Это Ирил хорошо запомнил. Ну, раз остался жив, значит, моха еще найдем. Теперь разобраться бы, где именно жив. Сбоку раздался негромкий скрип. Как будто открыли дверь.
– Ирил! – Вот он, родной, не дававший ему уплыть голос. Сова. – Очнулся!
– Дз…а, аг-ха, С-совфа, – Ирил попытался повернуть голову. Не получилось.
– Лежи, не вставай, ты еще очень слабый, – мягкие руки аккуратно повернули его голову обратно.
Нежное прикосновение доставило столько удовольствия, что Ланья немедленно повернул голову опять. Чтобы его еще раз поправили. Сова поправила еще. Ирил улыбнулся.
– Да ну тебя, – возмутилась девушка. – Сказано же, нельзя тебе двигаться. Каще-е-ей!
Вот этот вопль, явно зовущий кого-то, Ирилу очень не понравился. Какой такой Кащей? Он нахмурился и попытался сесть. Ни черта не получилось. Тело просто отказывалось слушаться. Нет, парализован он не был. Просто все мышцы честно выслушивали приказ от головы – и так честно посылали ее подальше. Сил двигаться не было. Но разобраться с этим Кащеем все же было необходимо, и Ланья задергался, разрываясь между необходимостью и возможностью.
– У него судороги началась, – тревожно сообщила Сова кому-то, кто еще раз скрипнул дверью.
– Судороги? С чего бы? – удивился скрипучий голос с другого бока. – Не должно у него быть судорог. Эй, боец, ты как, жив?
В поле зрения Ирила, контрастируя с нежным, как руки Совы, светом, появился череп, обтянутый небольшим количеством кожи. Ирил вздрогнул. Черепов он навидался достаточно, далеко не все находки океана были радующими и безобидными, но с разговаривающим сталкивался впервые. Он немного подался назад.
– Действительно, судороги, – озадаченно произнес череп. – Счас чего-нибудь придумаем.
Ланья представил, что может придумать это чудище, и решил, что все-таки стоит поискать в себе силы и поговорить.
– Нн-не н-наддо п… пжи… пжи-ду-бывадь. Й-йа шшиффф…
– Он говорит!
– Чего ты сказал? – Череп вновь появился в поле зрения.
– Ж-жив-вой я. Ж-живой. Н-нет су-ддорог. Тяж-ж-жело прсто, – слова давались с трудом, но давались. И это радовало.
– Точно, живой, – обрадовался череп, оскалив в улыбке белые зубы. Картина получилась ужасающая. – Тогда мы тебя другим поправим.
Ирил в отчаянии закатил глаза.
– Эгей, не отключаться. Рано еще, – легкая пощечина заставила его резко их открыть. Череп продолжал скалиться, и Ланье очень захотелось его убить. Руки не работали, но оставалось еще одно средство. Он потянулся к линиям хальер. И вспышка боли погасила сознание практически мгновенно.
В себя он пришел от того, что в рот ему лилась какая-то жидкость. Машинально он глотнул и тут же судорожно закашлялся. Глемм-дош так не пьют.
– Ты, сынок, поаккуратнее с магией, – первое, что увидел Ирил, когда сфокусировал зрение, опять был участливо смотрящий на него череп. Он чуть не застонал от разочарования. – Зачем тебе магия-то сейчас?
«Чтобы убить тебя, – зло подумал Ланья. – Сова где?»
– Ирил, – ну наконец-то. Над ним склонилось родное лицо. – С тобой все в порядке?
– Д-да, – выдавил Ланья. Объяснять, что это вовсе не изза глемм-доша, сил не было. Но череп оказался на удивление наблюдательным.
– Ага, – проскрипел он откуда-то сбоку. – С тобой ему значительно лучше. Мышечная реакция меньше. Ты так встань, чтобы быть в его поле зрения.
«А без тебя бы не разобрались», – попробовал закипеть Ирил, но не получилось. Сова, как обычно, гасила всю его злость.
– Ты как? – Она склонилась над его кроватью. Ланью чуть не до слез растрогало заботливое выражение ее лица. – Говорить можешь?
– Д-да, к-кажется, м-могу, – он еще раз попытался сесть. Получилось. Ура!
Убедившись, что Сова успокоилась и перестала пытаться уложить его обратно, Ирил захотел рассмотреть и зловредный череп, чем-то неуловимо напоминавший моха, но увидел только закрывающуюся дверь. Скрипучий голос сообщил, что он пошел звать «остальных» (их что, тут много, этих оживших мертвецов?), и исчез за дверью, оставив Сову с Ланьей наедине. Нельзя сказать, что Ирил расстроился.
– Сколько я тут? – поинтересовался Ирил, не сводя глаз с девушки.
– Неделю, – Сова вытерла слезу. – Это я от радости, – пояснила она, чтобы никто ничего не подумал.
– А где мы? – Ланья осмотрелся.
Светлая небольшая комната. Его кровать, рядом тумбочка, уставленная какими-то склянками. Небольшой шкаф в углу. Всё.
– В Улитарте, – пояснила Сова. – Тебя здесь вытаскивали.
– Откуда вытаскивали? И где, еще раз, мы? – Сразу два непонятных сообщения для нынешнего состояния – много. Ирил почувствовал, что голова немного поплыла. Сова это тоже заметила.
– Стой, не уходи опять, – она схватила его за руку.
Ирил блаженно улыбнулся и откинулся на подушку. Ну уж нет, это он не отпустит. Беспамятство подождет до другого раза.
– Мы так за тебя переживали, – сообщила Сова, когда он немного успокоился.
