— Ничего я не скрываю.
— Скрываешь. Как ты не можешь понять: я за тебя боюсь.
— И зря, ничего не бойся. Одевайся, и я отвезу тебя. А вечером позвоню, и куда-нибудь сходим.
— Хорошо. Но смотри, если ты меня обманул.
— О чем ты. Все будет в полном порядке, обещаю.
Я засунул в сумку вещи, подождал, пока оденется Алена, и, спустившись с ней вниз, отвез в институт. Потом подъехал к своему дому, оставил машину на обычном месте и поднялся к себе.
Признаться, я не исключал, что Вадим Павлович или его люди попробуют в мое отсутствие проникнуть в квартиру. Но когда я вошел, все вещи были на своих местах и вообще было ясно: мою квартиру никто не трогал.
Тень
От раздумий, а также от утомительного «сидения на телефоне» Рахманова отвлек появившийся Жильцов. Два дня, проведенные в клинике, позволили Жильцову найти двух свидетелей, санитарку и бывшего пациента, опознавших Крыжко. Изучив предъявленную фотографию, оба свидетеля показали: человека, изображенного на снимке, они видели три года назад среди пациентов.
Таким образом, факт пребывания Крыжа в клинике можно было считать установленным.
Изложив все это, Жильцов спросил:
— Андрей Викторович, как допросы? Все то же?
— Все то же. Никаких новостей.
— Понятно…
Оба посидели молча. Нет, подумал Рахманов, он должен разобраться в истории с собакой. И понять, почему пес не давал Лотареву убрать этюдник. Спросил:
— Виталий, ты разбираешься в собаках?
— В собаках? Вы имеете в виду породы?
— Нет, собачью психику.
Жильцов засмеялся:
— Проводником я не работал. Так, на общем уровне — туда-сюда. А что?
— Да вот, понимаешь, не могу объяснить сам себе: почему собака лаяла на человека.
— Что за собака?
— Сторожевая. С базы «Рыболов Сенежья».
— Это та, которую пристрелили?
— Она самая.
— А человек?
— Один из наших свидетелей. Художник Лотарев.
— А в чем загадка?
— В том, что сначала собака вела себя тихо. Лотарев стоял рядом, с этюдником. Рисовал. Потом вдруг, когда Лотарев стал убирать этюдник, собака ни с того ни с сего бросилась на ограду, стала рваться, лаять, рычать. Вот я и думаю: что ей дался этот этюдник?
Жильцов задумчиво потер переносицу:
— Может, она лаяла на что-то другое?
— Я думал об этом. В этот момент к Лотареву на машине подъехал его приятель. Тоже наш свидетель — Чирков, в клинике которого ты только что был.
— Ну так в чем вопрос? Она могла лаять на Чиркова.
— Не могла. К ограде он не подходил. Нет повода, чтобы так рваться с цепи.
— А может, она его знала?
— Я проверил. Не знала. А если б и знала, все равно не повод беситься.
— В общем, вы правы.
— Тогда в чем дело?
— Может, Лотарев все это придумал? Насчет собаки?
— Зачем? Ведь эпизод сам по себе — ни нашим ни вашим. Да и вообще лишен всякой логики.
— А когда это было? Летом?
— Летом. В июле.
— В жару?
— Ты хочешь сказать, собака могла просто так взъяриться? От жары?
— Почему бы нет? Недаром говорят: собака лает даже на собственную тень.
— Да-да. Может, ты и прав.
Услышав телефонный звонок, Рахманов снял трубку:
— Слушаю.
Молодой женский голос спросил:
— Андрей Викторович?
— Да, я. Одну минуту. — Прикрыл трубку ладонью, посмотрел на вставшего Жильцова. — Пошел?
— Если я вам не нужен, схожу в буфет.
— Давай. Жду здесь.
— Хорошо.
Жильцов вышел.
Рахманов сказал в трубку:
— Простите, пожалуйста. Слушаю.
— Андрей Викторович, это Меднова.
— Меднова?
— Да. Вы меня помните?
Еще бы ему не помнить Меднову… Девушка Лотарева. Кажется, она взволнована. Он отчетливо слышит ее дыхание.
— Конечно, помню. Слушаю вас.
— Андрей Викторович, вы могли бы меня сейчас принять?
— Принять? А по какому вопросу?
— Мне нужно с вами поговорить. Срочно. Очень срочно.
Да, она явно взволнована.
— Поговорить о чем?
— Это касается Лотарева.
Он помедлил, и она добавила:
— Пожалуйста. Я вас очень прошу!
В принципе, вряд ли Меднова сможет рассказать ему что-то новое. Судя по ее тону, звонок вызван всего лишь беспокойством за Лотарева. Но поговорить он обязан.
— Вы сейчас где?
— Рядом с прокуратурой.
— Хорошо, приходите. Я предупрежу, вас пропустят.
— Спасибо.
Тут же раздались гудки.
Меднова появилась минут через пять. Поздоровалась, села на стул. Некоторое время сидела, опустив голову. Когда подняла глаза, углы ее губ дернулись:
— Андрей Викторович, у меня большая просьба.
— Да?
— Мне очень важно, чтобы никто не знал, что я сюда приходила. И особенно Сергей. Я могу вас об этом попросить?
Да, подумал Рахманов, Лотареву повезло. Милая девушка. Впрочем, еще неизвестно, с чем она