— Я не записывал разговор.
— И очень хорошо. Если бы записали без распоряжения Верховного Суда, вас могли бы посадить в тюрьму.
— По тем же Законам о неприкосновенности частной жизни?
— Да, по тем же Законам о неприкосновенности частной жизни.
— Мой опыт говорит, что если что-то нуждается в защите Законом, значит, люди давно забыли истинную природу того, что они защищают.
— И что означает эта маленькая полемика? — спросила Изадора, теперь явно уязвленная.
Габриел посмотрел на нее в отчаянии. Слишком много всего случилось за последние двадцать четыре часа, он устал и был растерян. Слишком устал, чтобы беспокоиться, сумеет объяснить ей что-то или нет.
— Это значит, — осторожно сказал он, — что я не верю в Закон и не верю в Порядок. Я верю только в большую, уродливую Организацию, которая кормится собой.
Изадора глядела на него в полнейшем непонимании.
— Ну, для равнодушного циника, которому на все плевать, вы выкурили из щелей довольно много народу!
— Я никого не выкуривал! — резко возразил Габриел. — Они сами пришли ко мне!
— Значит, либо кто-то боится вас, либо думает, что вы что-то знаете… или возможно, сделаете.
— Ну, они не правы по всем пунктам. Послушайте, Из, возможно, вы поймете это… Может, я не знаю, во что я верю, но я знаю, чего я не люблю. Я не люблю вранья.
Изадора наблюдала за ним в молчании, и постепенно возмущение оставило ее лицо.
А Габриел ушел в темный угол возле входной двери и встал там спиной к женщине.
— Вы расстроились? — подождав, спросила Изадора. — Простите, мне не следовало давить на вас. Я знаю, вы переживаете из-за сестры…
— Изадора… — мягко откликнулся Габриел, глядя в темноту. — Я нахожусь в месте, которое мне не нравится. В месте, которого я не понимаю. Вы знаете, для тех, кто рожден в клетке, решетка — горизонт. Они даже не видят ее. Я не рожден здесь, и я вижу решетку. Я пробыл в этом городе меньше двух дней, а Организация уже торчит за моей дверью. Они угрожали мне, они следят за каждым моим шагом, они мне врали.
— Они вас напугали, — прошептала Изадора.
Габриел поджал губы и потрогал пальцем амулет, висящий на его запястье. Потом медленно покачал головой:
— Нет.
Он повернулся к женщине и увидел, как ее глаза расширились и тело окаменело. «От рыси к кролику», — рассеянно подумал землянин и вдруг понял, что это его она испугалась. Габриел осторожно расслабил лицо, и смерть отступила из его глаз.
— Нет, — повторил землянин. — Они меня разозлили. Торжествующая улыбка разлилась по ее лицу. Изадора снова верила в него.
— Вы сложный человек, мистер Кайли. Габриел покачал головой:
— Нет. Я очень простой. Элспет, она была… — Он беспомощно пожал плечами. — Послушайте, хотите кое-что для меня сделать?
Землянин пошел к столику, убрал пачку жвачки с пласпирусного листка и показал женщине кристалл. — Чип.
— Как думаете, вы сможете узнать, что на нем?
— Это важно?
Габриел не дал себе труда ответить.
— Я попрошу свою подругу в «Байрон Медиа». Она собаку съела на восстановлении программ. Как насчет… — Изадора запнулась. — Может, немного перекусим? Я знаю пару заведений с персональным обслуживанием. Настоящие повара…
Она разочарованно замолчала, когда Габриел покачал головой:
— Я бы с удовольствием, Из. Но мне хочется еще раз прогуляться в Рейнер-парк. Понюхать там немного.
Изадора взглянула на часы:
— Что, сейчас?
— Я думал, он открыт допоздна. Или нет?
— До одиннадцати, по-моему, или до двенадцати. Но я не представляю, что вы надеетесь найти? И потом, вот-вот будет темно.
Темно. Землянин скривился — он забыл. Возможно, в Кьяре нет дней и ночей, но каждая искусственная колония имеет какую-то форму суточного цикла. Но все равно Габриела тянуло еще раз взглянуть на то место, где Элспет провела последние минуты своей жизни.
— Мне просто нужно почувствовать ту землю. Где-то там есть след…
— Спустя три месяца?
— Я видел следы животных — окаменевшие следы, — которым больше ста миллионов лет.
— Вы сейчас не в пустыне, — фыркнула Изадора.
— Именно что в пустыне, — ответил Габриел.
РАЗГОВОР
— Это я. Наконец-то есть сведения о Кайли.
— Почему так долго?
— «Дальние перелеты». Они буквально помешаны на Законах о неприкосновенности частной жизни. Все, что удалось узнать, — это то, что он прибыл с Октавии и заказал билет на Веселую Погоду на послезавтра. Через три часа после прибытия он аннулировал заказ. Мы полагаем, это было сразу после его беседы с Изеки.
— Думаешь, Изеки сказал ему что-нибудь?
— А что он мог сказать?
— Твой Лил — идиот. Он должен был пригрозить как следует. Ты что, не можешь управиться со своими людьми?
— Он выполнил полезную функцию. Если бы этот Кайли был тем, кем себя называет, он бы понял намек и улетел. Или не понял бы намека, принял объяснение и улетел. Но так или иначе, он уже аннулировал бронь…
— Не очень умный поступок, если он хотел сохранить свое прикрытие. А нельзя узнать о нем побольше?
— Он же с Земли! Они не выдают информацию на своих граждан, даже номера телефонов, ты ведь знаешь. Там даже не разрешено компьютеризовать информацию на граждан. Все только на бумаге. Это затрудняет доступ.
— Черт побери! Узнай хоть что-нибудь! Я собираюсь опустить шлагбаум. Этот человек не получит доступ ни к чему!
— К вечеру мы должны снять с него официальное наблюдение, если не получим судебного разрешения.
— Тогда следите неофициально. Что насчет его фона?
— А что насчет его фона? Хочешь, чтобы мы его прослушивали? Речь идет об огромном уголовном преступлении против Закона о неприкосновенности частной жизни! И это при том, что законы теперь ужесточаются…
— Ты сейчас волнуешься насчет нарушения Закона? А тебе не кажется, что данный случай стоит немного выше Закона?
— Нет ничего выше Закона о неприкосновенности частной жизни.
