Ладушки. Сообщают, что там… э-э-э… ну, как бы тебе сказать, несчастье большое. Воспитательница детского садика мороженого наелась, лежит с ангиной. Третий день детишкам сказки некому рассказывать. Очень, знаешь ли, просят привезти им на самолёте из Трёх Козлят… ну какого-нибудь деда-сказочника.
Гугуцэ тут же выпятил грудь.
— А если меня вместо деда? Я им про козу с одним козлёнком расскажу и про козу с двумя, а если захотят, и с четырьмя, и с пятью, и со сколькими угодно козлятами!
Лётчик смерил его взглядом. Верно, подумал: а почему бы и не взять, мальчик-то из Трёх Козлят, там, видать, у всех языки хорошо подвешены. А сам уже ищет на карте Ладушки.
Но, войдя в самолёт, Гугуцэ сразу переменил пластинку:
— Полететь-то я полечу, но и вы разрешите мне хоть немного побыть в кабине. — И вытаскивает документ насчёт разворачивания машины и заднего хода.
На это лётчик (а что ещё ему оставалось) ответил:
— Что ж, там видно будет.
И вот они в воздухе, и Гугуцэ с разинутым ртом смотрит с неба, как проносятся под ними поля и сёла.
И вдруг он услышал такое, что не сразу поверил своим ушам:
— Милости прошу, заходи в кабину!
Ого-го! Видели бы вы Гугуцэ рядом с пилотом, у самого штурвала!
— У-у-у! — гудел мотор, и, услышав его, люди внизу поднимали головы к небу. Правда, не все. И тогда Гугуцэ ворчал про себя:
«Ишь какой! Нет чтобы поднять голову! А ведь заставь его вести самолёт, думаете, справится? Как бы не так!»
Гугуцэ повернулся к пилоту:
— Может, и над моим селом пролетим? Покажу вам дом того деда. А вдруг в следующий раз я буду занят.
— Идёт! — отвечает лётчик.
В самом деле, Козлята рядом. Чего же тут не завернуть?
И вот самолёт над селом. Жаль, нет у Гугуцэ каких-нибудь листовок, чтобы односельчане прочли и узнали, кто летит над ними в самолёте. Потом скажешь кому — не поверят. Недолго думая мальчик снимает с себя рубашку и швыряет её вниз прямо на село. За рубашкой полетели штаны, потом ремень, одна сандалия, другая…
— Что это значит? — спрашивали друг друга жители села. — Неужели в самолёте пожар! Или это вымпелы какие?
И повалил народ со всех дворов вдогонку за самолётом, бегут, машут руками, шляпами, платками: приземляйся, мол, на том лугу.
А в самолёте решили, что в селе случилась беда, и давай кружить над домами.
— Приземляется! — крикнул длинноногий Костя и как рванёт с места.
Вот он уже догнал самолёт, а за ним подбежали и остальные. Кто протягивает пирог, кто подушку, кто кружку воды, кто полотенце.
Тут, всем на удивление, из самолёта высунулась голова Гугуцэ. Улыбался он так, будто у него не голова, а дыня, только что треснувшая от собственной сладости.
— Что с ним? Почему из самолёта не выходит? Неужто не может? Без ног остался? Батюшки! Вот почему его на самолёте привезли! Горе мне! — падает без чувств мать Гугуцэ (она тоже прибежала со всеми).
— Постой, женщина, не помирай, видишь, несу ему ноги! — крикнул Михаил Епуре, — он бежал со штанами Гугуцэ под мышкой.
А кто-то уже суёт в самолёт рубашку…
— Так-так, — думал вслух пилот, когда они опять были в воздухе. Народ, я считаю, правильно сделал, что бежал за нами. Из знаменитого села, из Трёх Козлят, ждут в Ладушках, понимаешь ли, деда-сказочника, а тут вместо него из самолёта вышел бы Гугуцэ, да и тот почти голышом! — И опять сажает мальчика рядом с собой, у самого штурвала.
Охотник
Люди уже начинали забывать, что у них в селе живёт охотник, и вдруг — бах! бах! — раздавались выстрелы с берегов Рэута. Жена охотника, услышав выстрел, поскорее наливала воды в чугунок и разводила огонь в печи.
Охотник видит дым над трубой, но домой не торопится.
Прицепит утку к поясу и нарочно пойдёт через всё село — пусть побольше народу полюбуется его добычей.
Гугуцэ не бегал, как другие ребята, по пятам за охотником. Услышит выстрел — и скорей к нему во двор: помочь его жене. Охотник видит, что какой-то мальчик колет у него дрова, но молча проходит мимо, только с собакой и поговорит.
Как-то в воскресенье один сторож от нечего делать бабахнул в небо из ружья: пусть, мол, люди убедятся, что он не спит на посту.
Жена охотника тут же хвать чугунок, а Гугуцэ уже во дворе, и топор на плече.
Охотник с озера увидел дым над трубой и почесал в затылке: с какой это стати у него в доме дрова без толку расходуют? И тоже пальнул из ружья: может, догадаются погасить огонь в печи, пока он чего-нибудь не подстрелит. Услышав этот выстрел, жена охотника поставила на плиту ещё чугунок, а в печь напихала столько дров, что из трубы вырвалось пламя.
Быть бы пожару, кабы не Гугуцэ. Выбежала хозяйка с вёдрами, а мальчик уже на крыше. Из трубы сыпались искры. Гугуцэ с размаху плеснул одно ведро прямо в трубу и на крышу вылил ведра четыре, не меньше. Он был мокрый с головы до ног и чёрный, как трубочист, родная мать не узнала бы.
Охотник увидел, что весь дом задымился, и бегом в село. Узнав, что Гугуцэ спас всё его добро, он наконец обратил на него внимание.
— Как тебя звать, мальчик? — спросил он и вынес Гугуцэ сухие штаны.
Домой Гугуцэ старался идти как можно медленнее, но всё равно дорога показалась ему слишком короткой и, к сожалению, не все успели всласть налюбоваться его охотничьими штанами. Правда, штаны эти свисали до пят, зато собака охотника, увидев, что хозяйские штаны уходят со двора, пошла за ними как привязанная.
И вот наступил день, когда на охоту с одним ружьём вышли двое, в если считать собаку, то и трое охотников. На этот раз охотнику повезло как никогда: одним выстрелом он убил сразу двух уток. Одну — из воды — вытащила собака, а другую — из камышей — Гугуцэ.
— С тобой ко мне пришла удача! — сказал охотник и на радостях подарил Гугуцэ утиное яйцо.
Не то чтобы он и вправду дал его мальчику, но пообещал, что первое же яйцо, которое он, охотник, обнаружит в утином гнезде будущей весной, непременно получит Гугуцэ. Если, конечно, утки опять прилетят нестись в это место.
С тех пор на охоту и с охоты они всегда ходили так: впереди охотник, за ним Гугуцэ, а следом собака. Все в селе привыкли видеть эту картину. Один остряк даже придумал Гугуцэ кличку — Охотничий Хвостик.
— А я говорю, не спеши обзывать человека, — возразил на это другой крестьянин. — Можешь звать меня не Леонтием, а кем хочешь, если Гугуцэ в один прекрасный день сам не появится с охотничьим ружьём за спиной!
Так бы оно, наверное, и было. Но однажды, бегая за подстреленной уткой, мальчик поранил себе ногу. Хромая, брёл он в камышах, скрежетал зубами от боли и думал: «Вот так, наверное, и уткам больно. А что, если я был бы дикой уткой? Пиф-паф! Собака находит меня в камышах. Цап! Хватает зубами и тащит к хозяину. И вместо жарких стран угодил бы я…» Тут Гугуцэ раздвинул камыши и очень сердито посмотрел на знакомую трубу, откуда валил дым.
