— Сейчас вы все поймете.
Обожженный отвел Лукаса в сторону и за колонной продолжил разговор. Некоторые экскурсанты неодобрительно посмотрели на них.
— Пятьдесят миллионов лир — это не пустяки, — говорил Обожженный. — Я принял заказ, раздобыл план Туринского собора, целыми днями следил за храмом, записывал все передвижения, выискивал возможные тайники и разрабатывал предстоящую операцию. Одним воскресным вечером я отпра вился в собор с копией плащаницы и взялся за работу.
Мальберг все еще не понял, к чему клонит Обожженный.
— Очень увлекательная история, — заметил Лукас с иронией скептика. — Да и звучит вполне правдоподобно. Но в чем же заключается ваше предложение?
— Терпение! Терпение решает успех дела, — ответил Обожженный. — Все прошло по плану. Специальным инструментом я вскрыл сундук, в котором хранилась плащаница, и заменил оригинал копией. Меня охватило странное чувство, когда я взял в руки полотно, в которое был завернут Иисус из Назарета. Я вообще не набожный человек, но такое происходит не каждый день.
— Вы абсолютно правы. Однако…
Обожженный предостерегающе поднял руку.
— Именно в тот момент, — продолжил он, — у меня появилась идея — вырезать маленький кусочек из полотна. Плащаница была повреждена во многих местах. Я подумал, что никто даже не заметит этого, и ножом отрезал кусочек полотна, не больше почтовой марки.
Обожженный полез во внутренний карман пиджака и вытащил целлофановый пакетик с выцветшим кусочком ткани. Затем, оглянувшись, он сунул свой трофей чуть ли не в лицо Мальбергу.
Только теперь Лукас начал понимать, о чем идет речь. Секунду он молча смотрел на целлофановый пакетик. История казалась просто фантастической, и в нее трудно было поверить.
С другой стороны, она была столь обычна, что едва ли ее могли выдумать.
— Прежде всего, — продолжал Обожженный, — я перенес оригинал плащаницы в безопасное место, к боковому алтарю. Потом я выполнил пожелание моего заказчика — поджег с помощью зажигательной смеси покров алтаря под сундуком. Вы не представляете, как хорошо горит покров алтаря! Но все произошло слишком быстро. Не успел я и глазом моргнуть, как верхняя половина моего туловища уже горела. От боли я верещал подобно свинье, оказавшейся под ножом мясника, и катался по полу. С горем пополам мне удалось потушить одежду. Я спрятался за боковым алтарем, куда до этого положил оригинал плащаницы, и подождал, пока пожар заметят и вызовут пожарных. В поднявшейся суете я со своей добычей спокойно покинул собор незамеченным. Теперь-то вы понимаете, что заказ был не без риска? И что пятьдесят миллионов лир, которые заплатил мне заказчик, — ничтожная сумма? Жаль, что я понял это только спустя какое-то время.
— А что случилось с копией плащаницы? Она сгорела?
Обожженный деланно засмеялся.
— Почти. Да и невелика потеря, если бы сгорел сундук, в котором лежало полотно. Нет, плащаница лишь обуглилась в местах, где были складки. На верхней и нижней стороне остались следы копоти. Но это придало подделке еще более убедительный вид и, очевидно, входило в планы моего заказчика.
— А оригинал?
— Оригинал остался неповрежденным. Я доставил его на следующий день в назначенное время и получил деньги. Догадываетесь, где состоялась встреча? — Обожженный обернулся и кивнул в сторону «Пьеты» Микеланджело.
Экскурсовод с группой к тому времени уже ушла дальше. На мгновение в зале воцарилась тишина. Мальберг думал. Он не знал, как себя вести с Обожженным. На первый взгляд тот не вызывал доверия и вряд ли с ним можно было заключать сделки. И все же по необъяснимой причине Мальберга влекло к нему. К тому же Лукаса не оставляла мысль, что встреча с Обожженным далеко не случайна. Предлагая ему эту странную сделку, грабитель явно преследовал какую-то цель.
— Вы позволите, — вежливо сказал Мальберг и протянул руку, чтобы взять целлофановый пакетик.
Но Обожженный резко отступил назад.
— Нет, не позволю, — с твердостью в голосе ответил он. — Вы должны понять меня.
В определенной мере Лукас понимал причины подобной осторожности. Без сомнения, недоверие было у обоих. Мальберг притворился, что предмет ему неинтересен.
— А кто может гарантировать подлинность этого кусочка материи? Поймите и вы меня: я не хочу выглядеть аферистом. Кроме того, мы друг друга совсем не знаем!
Обожженный кивнул, как исповедник, который выслушивает грешника, и, сунув пакетик в правый внутренний карман пиджака, достал из левого конверт.
В конверте, который он дал Мальбергу, находились три рентгеновских снимка форматом тринадцать на восемнадцать сантиметров. На одном были передняя и задняя части плащаницы, на втором четко выделялось место с вырезанным кусочком, который сейчас был у Обожженного. На третьем снимке Лукас увидел полномасштабное изображение того самого кусочка, который грабитель предлагал ему купить. Мальберг отметил про себя, насколько хорошо была видна структура полотна.
— Если вы совместите эти два негатива вместе, — гордо произнес Обожженный, — то убедитесь, что этот крошечный кусочек как раз вписывается в общую структуру плащаницы.
Мальберг совместил оба негатива и взглянул на свет, который шел через купол собора. Действительно, замысловатый узор полотна полностью совпадал с узором вырезанного кусочка. Обожженный, несомненно, все продумал.
— Ну что? — спросил он.
— Что? — переспросил Мальберг, хотя прекрасно знал, о чем тот спрашивает его.
— Вас
— Да-а, — протянул Лукас. — В принципе…
В этой странной ситуации он чувствовал себя беспомощным. К тому же у него не было никаких идей, которые помогли бы ему не потерять Обожженного из поля зрения.
— Скажем, через неделю? На том же месте в тот же час.
— Согласен.
Глава 39
Когда прокурор Ахилл Мезомед вошел в то утро в свое бюро во Дворце юстиции, секретарша, смущенно посмотревшая на него из-за ширмы, сообщила:
— О вас спрашивал Буркьелло. Похоже, он сердит. Вы должны немедленно зайти к нему!
Мезомед поставил кейс на письменный стол и отправился в кабинет старшего прокурора. Его уже ждали.
Джордано Буркьелло, полный седой юрист, считался главным борцом с мафией. Он возглавлял прокуратуру Рима и руководил дюжиной молодых прокуроров, среди которых был и Ахилл Мезомед.
— Доктор Мезомед, — начал он, делая ударение на слове «доктор», как будто издевался над собеседником. Сам он так и не получил академической степени. — Доктор Мезомед, я решил пригласить вас, как только до меня дошли слухи, что вы по своей инициативе возобновили расследование закрытого дела.
— Это правда, господин старший прокурор. Я не думаю, что это неприемлемо или противозаконно.
Буркьелло снял очки в черной оправе и швырнул их на стол, который по своим размерам мог соперничать с теннисным. Потом он скрестил руки на животе и сказал:
— По законам этой страны у прокуроров, в отличие от судей, нет такой привилегии, как деловая и личная независимость. Кроме того, вы обязаны соблюдать субординацию. Только тот, кто возглавляет
