капеллы. Отец Августин ознакомил присутствующих с документом времен правления Николая III, в котором шла речь о том, что во время пребывания Авраама Абулафии во францисканском монастыре изъяли греховный памфлет, направленный против веры. Но поиски этого памфлета не увенчались успехом, вероятно, он был сожжен.
Это сообщение не на шутку взволновало участников консилиума. Они в течение нескольких часов обсуждали, какая же информация была в документе, принадлежащем перу иудейского мистика. Марио Лопес, просекретарь Конгрегации доктрины веры, сомневался в том, ссылался ли Микеланджело именно на этот документ, который в XVI веке, может, еще и существовал. Ведь при этом условии его и впоследствии не уничтожили бы. По крайней мере, имя Абулафии больше не всплывает в архиве. Было решено, что следующее заседание консилиума необходимо отложить до появления новых сведений.
Вечером после долгого перерыва за шахматной партией, как всегда, в апартаментах кардинала вновь встретились Еллинек и монсеньор Штиклер. Но ни один не мог сосредоточиться на игре. Они машинально переставляли фигуры, ход за ходом, без типичной для них элегантности и изысканности, из этого можно было сделать вывод, что думают они совершенно не о шахматах.
– Гарде! – как бы мимоходом объявил Штиклер уже через девять ходов, поставив свою ладью перед белым ферзем, обратив кардинала в бегство.
– Мне кажется, – сказал он наконец, – мы думаем с вами об одном и том же.
– Да, – согласился Штиклер, – похоже на то.
Еллинек замялся:
– Вы преданы Беллини, монсеньор?
– Что значит – предан? Я на его стороне, если вы это имеете в виду. И к тому есть основания.
Кардинал поднял глаза.
– Вы же знаете, – продолжал Штиклер, – Ватикан – это уменьшенная модель государства, со своим правительством, своими партиями, поддерживающими отношения или стремящимися оттеснить друг друга. У одних больше власти, у других – меньше. Здесь есть покладистые люди, приятные и неприятные, опасные и безобидные. Ошибочно было бы полагать, что в Ватикане царят благочестие и смирение. Я служил при трех запах и знаю, о чем говорю. От смирения до преступного безумия всего пара шагов. Порой забывают, что курия состоит из людей, а не из святых.
– При чем здесь Беллини? – спросил Еллинек.
Монсеньор помолчал и затем ответил:
– Я доверяю вам, господин кардинал. Я вынужден это делать лишь потому, что у нас, кажется, общие враги. Беллини – глава группировки, которая уверена в том, что Джанпаоло убили, и, вопреки указанию государственного секретариата, продолжает расследовать это дело. Разумеется, пакет с вещами папы был отправлен в качестве угрозы, чтобы вы прекратили свои исследования. Но мы можем считать это и доказательством того, что причина смерти последнего папы – чьи-то тайные махинации.
– Вы можете назвать имена участников заговора? Зачем же было убивать папу?
Монсеньор Штиклер убрал с доски своего короля в знак того, что сдается и партия окончена. Потом посмотрел в глаза кардиналу и сказал:
– Я попрошу вас сохранять тайну, Ваше Высокопреосвященство, но теперь, когда мы в одной лодке, расскажу вам все, что знаю.
– Касконе? – спросил Еллинек. Монсеньор согласно кивнул:
– В документе, который таинственно исчез после смерти Джанпаоло, были подробные сведения о реорганизации курии. На все посты назначались новые люди, многие должны были уйти в отставку. Это прежде всего кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе, руководитель
– Разве так просто сместить с должности государственного секретаря?
– Не существует ни закона, ни предписания, которые запрещали бы это делать. Хотя за все время существования курии такого не случалось.
– А я всегда считал Касконе и Канизиуса конкурентами.
– Так оно и есть. Можно сказать, что они соперничают друг с другом. Касконе – высокообразованный человек, который гордится своей должностью. Канизиус по происхождению крестьянин. Крестьянином он остался и по сей день. Он родился недалеко от Чикаго и всегда мечтал занять высокий пост. Его потолок – это пост епископа в курии. Хотя и епископство льстит ему. Организация IOR была немногочисленной, когда он занял свою нынешнюю должность. Но постепенно Канизиус сделал ее уважаемым финансовым учреждением. У Канизиуса есть нюх на деньги, он бы продал в Америку и папскую тиару, если б можно было. Финансовые операции сделали Канизиуса могущественным человеком в курии. Разумеется, государственный секретарь, олицетворяющий мирскую власть Ватикана, был этим недоволен. Мне кажется, они ненавидят друг друга в душе, но оба заинтересованы в том, чтобы хранить эту тайну. Вы меня понимаете?
– Понимаю. Беллини – враг Касконе, Канизиуса и Коллецки?
– Правда, неофициальный, Ваше Высокопреосвященство. Беллини – первый человек в курии, кто усомнился в естественности смерти Джанпаоло и открыто заявил об этом. Поэтому Коллецки, Канизиус и Касконе избегают Беллини. Но еще больше они боятся меня. Наверное, догадываются, что мне известно все об исчезнувшем документе, в соответствии с которым эту троицу следовало давно отправить в отставку. Думаю, они очень расстроились, когда очередной папа избрал меня своим камердинером.
– Его Святейшество знает об этой истории?
– Я обязан молчать, Ваше Высокопреосвященство, и не должен говорить об этом даже вам.
– Вы не обязаны отвечать, но я попробую догадаться сам.
После третьего воскресенья Великого поста
Вдень после третьего воскресенья Великого поста, находясь в секретном архиве Ватикана, кардинал Еллинек сделал удивительное открытие. По причинам, до конца непонятным даже ему самому, кардинал не посещал отделение архива, где три недели назад перед ним предстал незнакомец. И его не оставляло чувство, что он мог там кое-что упустить, какую-то деталь, нарушавшую картину, нечто, что стало бы ключом к разгадке тайны. Но последний разговор с монсеньором Штиклером прибавил ему смелости, и кардинал уверился, что замеченные им в библиотеке ноги принадлежали человеку, а не призраку. Таинственный гость, принесший ему пакет с тапочками и очками, был вполне земным существом – обычным наемным агентом. Видения, которые у него были в библиотеке, теперь казались следствием напряжения и волнения.
Колеблясь от рационального объяснения до иррационального страха, кардинал тихим, но твердым шагом направился в темные внутренности библиотеки.
Серийный кожаный переплет обратил на себя внимание только потому, что он выдавался больше других книг на полке, будто кто-то слишком поспешно поставил его на место. Взяв его в руки, кардинал прочел на обложке надпись, тисненную золотыми, но уже выцветши. ми буквами. Надпись, которая привиделась ему в тот раз: LIBER HIEREMIAS.
Но хранить эту книгу в секретном архиве не было никакой причины! Еллинек знал ее начало почти наизусть: «Слова Иеремии, сына Хелкиина, из священников в Анафофе, в земле Вениаминовой, к которому было слово Господне во дни Иосии, сына Амонова, царя Иудейского, в тринадцатый год царствования его».[136] Но, к удивлению кардинала, содержание книги оказалось другим. Под титульным листом с надписью «Книга Иеремии» обнаружился иной титульный лист с названием «Книга знака», но без указания автора. Первая страница книги совсем истерлась, верхняя ее часть и вовсе была вырвана, но то, что можно прочесть, не было словами Иеремии. В книге было написано: «И сказал я: я здесь, тогда указал Он мне путь истинный, пробудил от дремоты моей и сподвиг меня на написание. Никогда прежде не было со мной подобного, и укрепил я волю свою, и посмел воспарить над помыслами своими. Нарекали они меня и еретиком, и язычником, потому что решил служить Господу правдой, а не бродить во мраке, как иные. Опустившись на самое дно, они и подобные им мечтают опутать меня суетностью своею и происками. Но Господь оградит меня и оставит на пути истинном, не даст спутать с ложным». Необычные, пророческие слова, но Иеремия об этом же говорил иначе: «И было ко мне слово Господне: прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком
