сомневаться: несчастное создание размечталось о супружестве! О супружестве — со мной!
Пока мы толковали о фехтовании да о князе, она рисовала в своем воображении картины — как мы построим где-нибудь в предместье какого-нибудь шотландского городишка чудесный чистенький домик с учебным классом, в котором мы с ней, мирно чередуя уроки, будем обучать детишек живым языкам, латыни и литературе…
Я объяснил ей на своем сочном английском языке, о чем сейчас идет разговор за столом, и Михаэла тоже постаралась ознакомить ее с предметом общей беседы, чтобы Эллен могла принять в ней участие, разделяя наши забавы, — но моя шотландка только кивнула головой и вполголоса продолжала тянуть свое. Она открыла мне, что именно она любит и какой цвет, какая материя ей больше всего нравится. Ее любимый цвет был желтый, любимая ткань — джутовая.
Я рад был это слышать.
Я еще верил, что сумею как-нибудь выпутаться, однако взглянув на нее украдкой и увидев ее решительное лицо, ее суховато-восторженный, но неистребимый интерec к семейным коттеджам на берегах шотландских озер, я впал в состояние крайней удрученности и сказал себе: «Спера, вслед за молодостью, которую ты растратил попусту, является возмездие. По сравнению с намерениями этой дамы все планы бедной Корнелии — всего лишь несовершенные постройки, возведенные на песке. Что там какая-то галантерейная лавочка в Крумлове! Сдается мне, эта сладостная голубица шьет тебе, Спера, одежку, которую не так-то легко будет скинуть…»
И бросились мне тут в глаза ее костлявые уста и жемчужная россыпь веснушек, сбегавших с ее лица до глубокой тропинки между обеими плоскими грудками; жемчужин этих было столько, что их не могли бы склевать никакие петухи, сколько бы ни родилось их в благословенной Шотландии.
Мой старый приятель потягивал вино, ставил ноги на перекладины под столом да знай придвигал к себе блюда — я же, несчастный, обреченный исполнить все зловещие предзнаменования, заглядывал в свое темное будущее и вздрагивал, ощутив прикосновение холодной шотландской руки и шотландского башмака.
Мадемуазель Сюзанн только князем и занималась, и все же я заметил, как она метнула взор в мою сторону. И взор этот, казалось, говорил: вот какова бывает расплата!
СБОРЫ В ДОРОГУ
После поединка Яна с князем Китти и ее друзья помчались прямиком на кухню.
Они скатились по лестпицам с визгом и криками, а Корнелия старалась успокоить их увещеваниями, намекая, что во всем тут замешана она сама. Ей хочется быть в центре событий, и она старается как может. Еще один взгляд на Сюзанн — победоносный взгляд, — а потом подоткнуть юбку! Увы, наш путь ведет к старой метелке, но сегодня это, пожалуй, в последний раз.
Наконец наши дамы и господа добежали, почти задохнувшись, до кухни, Вероника плюхается на стул, остальные, по следам своих дел, возвращаются к лоханкам, кастрюлькам и мискам. Но слишком трудно им сейчас окунать руки в воду, слишком трудно взяться за метлу, обходя молчанием столь выдающееся событие. И потом — здесь Корнелия, а ей никак не удержать язык за зубами.
Господи, до чего мне страшно было, а вдруг с ним что случится!
С кем?
С Алексеем!
Тут-то и завязался разговор, который Корнелия выслушивает с гневно вздымающейся грудью. Ибо груди ее вздрагивают, как два зверька, узнавшие голос хозяина.
Ах, видеть бы мне ее в эти минуты!
Корнелия вступила в круг, где главное слово принадлежит Марцелу и Китти и где все наперебой рассказывают о том, как проходил поединок.
Ах, я знаю, я могу себе представить!
И ничего подобного! — возражает младшая дочь Стокласы. — Кто этого не видел, кто не общается с князем по крайней мере так, как я или Марцел, тот ничего себе представить не может!
Верно, — отвечает Корнелия, — да только у меня-то с ним тоже были дела, и не раз, милые! Я очень даже хорошо знаю, какой он человек. Я бы вам порассказала!
Да ну вас с вашими рассказами!
Ах ты господи, ну и дерзость у этой женщины! Хорошо еще, не брякнула чего похуже!
Ладно, подождем, оно ведь под конец все наружу всплывает…
— И пускай всплывает, а мне стыдиться нечего! Эта перебранка доводит Китти до точки кипения, но тут как раз черт приносит англичанку, и маленькой барышне приходится волей-неволей следовать за ней.
Вероника, выждав, пока за? девочкой захлопнется дверь, подхватывает нить беседы:
— Да уж мы-то знаем, что она такое, знаем, как она лезет к этому господину…
Кто? Я?
Ясно, ты!
Да не ругайтесь вы с такой…
— Скажет еще, что он с ней спал! Ей-богу, верьте мне, она еще и это выдумает! Князя вместо Сперы нам подсунет…
Прости мне грех, господи, этакая коза…
Ах, коза?!
— Ну-ну-ну… Дело еще не так плохо, я и то говорю, ты уже сколько раз могла замуж выйти…
— Добра-то!
— Верно — желающих-то много бы нашлось, да только…
Что — только?
Только жениха-то где взять?
Да еще какого возьму, рот разинешь!
Если уж наши красавицы начинают ссориться, ни одна не знает, когда перестать. В конце концов пришлось вмешаться Ване. Он бросился обнимать всех дам подряд, нашептывать им лестные словечки, и так он шалил до тех пор, пока женщины не рассмеялись. Слава богу, что ему пришла в голову такая спасительная идея.
Когда все немного успокоились, Ваня снова завел речь о своем князе, восхваляя его так, что слушать было тошно.
В разгар этих панегириков к Ване подсел Марцел и шепнул ему на ухо, что князь уже готов и собирается уезжать. От этой вести настроение Вани разом испортилось.
«Как же так? — сказал он себе. — Неужто полковник не раздумал? Неужто не изменит своего решения даже после такого успеха?» Рассудив, что отъезд маловероятен, Ваня опять повеселел, однако мысль о возможной разлуке все-таки не давала ему покоя. И спустя некоторое время, отвечая скорее собственным размышлениям, чем Марцелу, он пробормотал:
— Да что там, мой господин до того блажной да скорый, что с него и это станется! Коли судить здраво, так он просто дурень, которому доброе житье как нож вострый. Нигде-то он не может ужиться подольше…
Куда же он теперь думает?
В Париж.
— В Париж! — повторил Ваня. — Да мы там уже побывали. Я ночевал в сенях отеля «Ориент». И кормили нас там овощами да рыбой. А рыба вонючая была…
Марцел приложил палец к губам, прося унтера хоть говорить-то потише… Мальчик был совсем сбит с толку. Он-то думал, что Ваня встретит это известие с радостью, и не ждал никаких возражений.
— Что? — вмешалась тут Корнелия. — Разве пап Алексей не в Прагу едет?
Тогда все замолчали, и стало так тихо, что слышно было, как падают капли воды из крана.
— Нет, он в Париж.
