Адамберг с невозмутимым видом расцеловал ее в обе щеки. Оскорбленная Ноэлла нахмурилась. Он открыл дверь и кивнул консьержу – тот всегда заступал на пост после одиннадцати вечера. Приняв душ, он плюхнулся на широкую кровать. В Канаде все предметы больше, чем во Франции. А вот воспоминания мельче.
Утром температура упала до минус четырех, и Адамберг побежал смотреть на свою реку. Берега прудиков вдоль тропы замерзли, и Адамберг разбивал лед грубыми ботинками под бдительным взглядом белок. Он собрался пойти дальше, но споткнулся о мысль о сидящей на камне Ноэлле, вернулся назад и сел, чтобы понаблюдать за драчкой между утками и казарками. Повсюду идут битвы за территорию. Один из гусей взял на себя роль главного комиссара: он расправлял крылья и щелкал клювом, наскакивая на других. Адамбергу не нравился этот гусь. Он запомнил отметину на перьях и решил на следующий день прийти посмотреть, сумел тот стать диктатором или у гусей тоже бывают демократические выборы. Оставив птиц с их разборками, он пошел к машине. Под днище забралась белка, ее хвост маячил у переднего колеса. Адамберг осторожно тронулся с места, чтобы не раздавить зверька.
Суперинтендант Лалиберте снова пришел в хорошее настроение, узнав, что Жюль Сен-Круа показал себя настоящим гражданином, наполнив пробирку и запечатав ее в большой конверт.
– Сперма – основное доказательство! – кричал он Адамбергу, не обращая внимания на забившихся в угол супругов Сен-Круа. – Два варианта, Адамберг, – продолжал Лалиберте, стоя в центре гостиной. – Взятие проб «вживую» и «всухую». Первый случай – сперма находится во влагалище жертвы. Второй случай куда труднее. Тут все зависит от местонахождения спермы: ткань, земля, трава и ковровые покрытия требуют разного подхода. Сложнее всего с травой. Ты следишь за моей мыслью? Сейчас мы распределим ее в четырех стратегических местах: на дороге, в саду, на кровати и на ковре в гостиной.
Супруги Сен-Круа испарились из комнаты, как будто были в чем-то виноваты, а полицейские все утро наносили на разные поверхности капельки спермы, обводя их мелом, чтобы не потерять.
– Пока это сохнет, – объявил Лалиберте, – займемся мочой в туалете. Бери карту и сумку.
У семьи Сен-Круа выдался тяжелый день – к полному удовольствию суперинтенданта. Он заставил Линду плакать, чтобы собрать ее слезы, а Жюля гонял по холоду, чтобы получить его сопли. Все образцы оказались удачными, и он возвращался в ККЖ с добычей. Омрачило удачный день одно происшествие: в последнюю минуту пришлось произвести замену в команде, поскольку двое добровольцев категорически отказались отдавать свои пробирки инспекторам-женщинам. Это взбесило Лалиберте.
– Черт возьми, Луисез! – орал он в телефон. – Что они себе вообразили, эти кретины? Считают свою сперму жидким золотом? Готовы раздавать ее бабам направо и налево, а когда речь заходит о деле – выкобениваются! Так прямо и скажи этому гребаному гражданину.
– Не могу, суперинтендант, – отвечала кроткая Берта Луисез. – Он уперся, как медведь. Лучше мне поменяться с Портленсом.
Лалиберте пришлось уступить, но он до вечера переживал случившееся как личное оскорбление.
– Мужики, – сказал он Адамбергу, подходя к ККЖ, – бывают грубыми, как бизоны. Теперь, когда пробы взяты, я скажу пару ласковых этим чертовым гражданам. Женщины из моего подразделения знают об этой проклятой сперме раз в сто больше, чем эти уроды.
– Брось, Орель, – предложил Адамберг. – Плюнь и разотри.
– Я воспринимаю это как личное оскорбление, Адамберг. Отправляйся сегодня вечером к бабам, коли есть охота, а я после ужина нанесу визит двум ослам и объясню им, что почем.
В этот день Адамберг узнал, что бурная жизнерадостность суперинтенданта имеет не менее пылкую оборотную сторону. В Лалиберте уживались горячий, прямой, бестактный весельчак и закрытый, упертый холерик.
– Надеюсь не ты его так разозлил? – с тревогой спросил Адамберга сержант Санкартье.
Санкартье говорил тихим голосом и ходил чуть согнувшись, как все застенчивые люди.
– Нет, два кретина, которые отказались отдать пробирки нашим женщинам.
– Ну и слава богу. Можно дать тебе совет? – Он поднял на Адамберга темные глаза.
– Слушаю тебя.
– Лалиберте – хороший мужик, но когда он шутит, лучше смеяться и не вякать. Не стоит его провоцировать. Когда наш босс в гневе, даже деревья трепещут.
– С ним часто такое случается?
– Когда ему возражают или если встал не с той ноги. Ты знаешь, что в понедельник мы работаем вместе?
После коллективного ужина в «Пяти воскресеньях» в честь окончания первой рабочей недели их пребывания в Канаде Адамберг возвращался в гостиницу через лес. Он привык к тропе, угадывал все горки и ямы, различал блеск воды по краям и шел очень быстро. На полпути он остановился перевязать шнурок, и тут на него направили луч фонарика.
– Эй, парень! – Низкий голос звучал агрессивно. – Что это ты тут делаешь? Ищешь чего?
Адамберг посветил фонариком и увидел крепкого парня, тот наблюдал за ним, приняв бойцовскую стойку с расставленными ногами. Одет он был как лесник, на голове красовалась надвинутая до бровей ушанка.
– В чем дело? – спросил Адамберг. – Думаю, тропа для всех открыта?
– Ага, – произнес незнакомец после паузы. – Ты из старой страны. Француз, так?
– Да.
– Удивляешься, как я догадался? – Лесник засмеялся и подошел ближе. – Говоришь как по писаному. Что ты здесь делаешь? За мужиками охотишься?
– А ты?
