метаться, отчаянно ища выход, которого заведомо не было, и не желая верить тому, что случилось, несмотря на очевидные факты. Особенную нереальность происходящему придавало осознание того, что сегодня я стал свидетелем теперь уже целых четырёх смертей. И в половине из них, несомненно, была только моя вина. Вот это «весёленький денечёк», нечего сказать.
– Да, Норд. Твоё воскрешение, оказывается, стоит намного дороже, чем ожидалось, – непроизвольно всхлипнув, прошептал я и медленно опустился по стене вниз, обхватив голову руками и желая отгородиться от всего, что теперь окружало меня в этой новой, но столь привычной реальности.
В дверь медленно позвонили – чуть нажав кнопку и как-то неуверенно её отпустив. Я вздрогнул и, тихо приподнявшись, двинулся на цыпочках в коридор, чувствуя, как меня трясёт, а ноги не слушаются. Норд стоял какой-то потерянный посередине комнаты и настороженно смотрел на меня своими большими блестящими глазами, начиная тихонько скулить. Что же, видимо, это ещё не полиция и не соседи, а всего лишь мои новые воскресшие друзья. Наверное, надумали зайти тактично проведать – высказать соболезнования в связи со смертью Оли и вообще узнать, всё ли со мной в порядке. Что же, пока, наверное, да – во всяком случае, физически.
Я подкрался к двери и упёрся лбом в её неожиданно противно проминающуюся обивку – она была словно плоть, под которой уже никогда не зашевелятся мышцы. Осторожно приоткрыв глазок, я увидел лишь какой-то размытый тёмно-серый фон и вспомнил, что закрыл обе двери – следовательно, так ничего видно не будет. Может, оно и к лучшему?
– Открой дверь, Кирилл, – раздался негромкий и холодный, словно порыв ветра, голос Бориса. – Мы пришли к тебе.
Я стоял, видя, как по обивке двери стекает пот с моего лба, учащённо дышал и молчал. Куда он говорит? Что слышат соседи?
– Поверь, лучше сделать так, как мы говорим, – явственно раздался голос Веры Павловны, и дверь резко толкнули.
– Что вам от меня надо? – прошептал я, не надеясь быть услышанным, однако тут же получил ответ:
– Просто открой.
Раздался неприятный скрежещущий звук, который смешался с резким воем сирены, раздавшимся из окна. Значит, полиция уже приехала. Что же, кто бы теперь эти нелюди ни были, посмотрим, как они выступят против здоровых вооружённых мужиков, которые, безо всякого сомнения, прямо сейчас очень захотят со мной пообщаться.
– Как бы не так, – сказал я, но не получил никакого ответа, как-то внутренне ощутив, что за дверью больше никого нет. Конечно, пока – мы явно не распрощались. И мне представлялась весьма мрачная перспектива провести в ожидании этой парочки остаток жизни. Нет, уж лучше всё-таки ясная развязка, пусть и трагичная, чем такое!
Я ещё некоторое время старательно прислушивался, потом очень осторожно отодвинул щеколды, отпер замки и, отворив дверь, приник к глазку. Там я увидел всего лишь пустую площадку и странно деформированную дверную ручку, словно выкрученную и вогнутую в металл. Видимо, Борис с Верой Павловной тоже услышали звуки сирены и решили не сталкиваться с полицией. Что же, приятно осознавать, что они тоже чего-то боятся, хотя неизвестно – даст ли мне это что-то. Впрочем, я вспомнил об единственном оружии, которое уже много лет лежало на антресолях и, по крайней мере, выглядело весьма устрашающе. Это был большой тяжёлый газовый пистолет «Вальтер», который как-то попросил меня подержать у себя уехавший в Среднюю Азию друг – он сдал квартиру какой-то молодой семье, но не хотел оставлять там оружие. Когда он вернулся, то попросил оставить его у себя ещё ненадолго, пока не продлит истекшую лицензию на право хранения пистолета, и так оружие продолжало лежать у меня. Конечно, пугнуть им можно было очень даже внушительно, да и затвор передёргивался весьма солидно, однако, насколько я понимал, хотя ни разу и не стрелял из такой штуки, толку от неё, даже при удачном ветре и минимальной дистанции, очень мало. Но, наверное, всё-таки будет спокойнее, если я вооружусь хотя бы им. Когда речь идёт о жизни, нельзя сбрасывать со счетов ничего.
Ещё немного постояв у двери, я медленно пошёл в комнату и, встав подальше от занавесок, с болезненной сосредоточенностью смотрел, как рядом с джипом Дмитрия стоят две машины полиции и уже успел подъехать оранжевый автомобиль реанимации. Что же, очень оперативно, но наверняка бессмысленно. Вокруг колебалась и шумела толпа человек из тридцати, которую старательно успокаивали двое людей в форме, судя по жестам, настоятельно прося расходиться. Чуть в стороне люди окружили ещё трёх полицейских, которые что-то спрашивали, выслушивали ответы и медленно кивали головами, а потом двое из них, вооружённые автоматами, пошли к нашему подъезду. Вот и наступают все те проблемы, о которых я размышлял ещё по дороге. Что же делать?
Я нервно заходил по комнате, посматривая на Норда, который, кажется, устал обо мне беспокоиться, а просто прилёг на край ковра, чуть прикрыв глаза. Ладно, ситуация, скажем прямо, не очень хорошая, но наверняка не безвыходная. Что же предпринять? Как отвечать за всё произошедшее? Я явственно представлял себе, как открываю дверь, и ко мне врываются люди в форме, тут же укладывая на пол, обыскивая, застёгивая наручники и выводя из подъезда под громкое аханье толпы и крики:
– А казался таким приличным молодым человеком. Но я всегда подозревала – с ним что-то не так. Странный какой-то. И вот вам – пожалуйста!
Хотя – стоп. Дверь так просто открыть не получится. Ещё выходит, что я и пытался оказать сопротивление, несмотря на явную поломку. Может быть, вступить в переговоры, пока они вызовут бригаду МЧС и те разворотят конструкцию? Или полиция придёт к выводу, что я таким образом усыпляю их бдительность, и ворвутся через окна, спустившись на тросах с крыши? Нет, это меня, пожалуй, уже куда-то не туда занесло. Я же не террорист какой-нибудь! Ведь, в конце концов, меня-то самого обвинять особенно и не в чем. Да, я увидел каких-то людей на улице, они убили Олю и пошли в мою сторону, а я трусливо убежал. Но что оставалось делать и как другой поступил бы на моём месте? Поэтому, пожалуй, не стоит всё слишком драматизировать.
В дверь раздалось три пронзительных резких звонка, громкий стук и серьёзный голос:
– Откройте, полиция!
Я нервно потёр неприятно липкие от пота руки и на цыпочках вернулся к двери, слыша гул голосов и какие-то постукивания.
– Да тут весь нижний замок выворочен. Пожалуй, он и в квартиру не смог бы попасть. Не вскрыто, а просто как-то выбито. Наверняка дверь заклинило насмерть, – говорил один из полицейских напарнику. И спросил у кого-то: – Вы уверены, что он точно вернулся домой, а не убежал потом куда-нибудь?
– Я вообще-то больше смотрел на эту женщину, машину и убивших её людей. Он вроде бы побежал в эту сторону, но то, что точно входил в подъезд, я не видел, – скороговоркой пробормотал сосед-ветеран со второго этажа. – С ним ещё какая-то собака была. Раньше ничего подобного, а тут, гляди-ка, приволок откуда-то.
– Не думаю, что собака имеет какое-то отношение к убийству. Так что будем делать?
Потом голоса немного отдалились и зазвучали неразборчиво.
Я медленно отошёл от двери, доплёлся до кухни, достал из холодильника бутылку с джином, двухлитровую бадью с водой и, захватив с полки стакан, вернулся в комнату. Здесь я уселся у стены прямо напротив Норда, смешал себе отвратительный коктейль и начал пить его жадными глотками, ожидая, что произойдёт дальше, и желая хоть немного забыться.
К моему удивлению, больше никто не звонил и явно не предпринимал попыток вскрыть двери. Да и полицейские машины вскоре уехали, хотя под окнами ещё долго стоял гомон взволнованных жильцов. И как это понимать? Они решили всех нас объявить в розыск или я всё-таки признан свидетелем и возможной второй жертвой Бориса и Веры Павловны? Да и что мне теперь делать? Из квартиры не выбраться. Кому- нибудь позвонить? И что сказать?
По мере того как джин в бутылке уменьшался, мои мысли становились всё путанее и неопределённее. Да и коктейль с каждым глотком казался всё более хорошим, пусть и с обыкновенной водой. Единственное, что я точно ощущал, – усталость и желание как можно скорее оказаться подальше от всего, что происходит здесь. Да, чуть-чуть забыться сном, и, возможно, ответ придёт сам собой, когда я пробужусь. В любом случае делать было нечего. Даже включать телевизор я не собирался – звукоизоляция была такая, что это
