копчиком о землю, что явно мало не покажется. Тогда как? Вздохнув, я опустился на колени, осторожно уцепился за торчащие из канта куски арматуры, которые выглядели более-менее монументально, и переместился на живот так, что мои ноги нелепо болтались уже в пределах верха чужого балкона. Затем я медленно сполз вниз, повиснув только на тут же онемевших от нагрузки пальцах, и убедился, что просто спрыгнуть на перила ниже – слишком рискованная и даже заведомо обречённая на провал затея. Правда, у меня ещё оставалась труба, и я решился. Была не была! Обхватив её одной рукой, я широко расставил ноги с тем, чтобы точно затормозить ими о соседский балкон, а потом резко переместил на трубу вторую руку. Тут же словно нечто стремительное подхватило меня и дёрнуло вниз, пронзив мгновенной вспышкой боли по всему телу, и я увидел, что мои взлетевшие вверх руки намертво уцепились за перила. Что же, могло быть и хуже – правая нога зацепилась за ограждение и, как крюк, удержала меня от дальнейшего падения, а руки сами собой доделали необходимое. Спасибо инстинктам! Я осторожно поставил болтающуюся левую ногу на внешний кант, выпрямился и замер. Надо немного передохнуть – в позвоночнике появилось ощущение необычайной тяжести и слишком чувствительной отдачи от быстро бьющегося сердца. Вскоре, к счастью, стало полегче, и, выдохнув, я с трудом перебросил через ограждение правую ногу, встав так же, как немногим раньше на своём балконе. Никакого движения в соседских окнах не было, но, разумеется, это вовсе не значило, что там всё происходящее осталось незамеченным. Точнее, мне оставалось на это только надеяться.
Правая нога болела всё сильнее, но свободно двигалась – значит, ничего не сломано. Я нагнулся и, измерив расстояние до земли, понял, что здесь уже придётся прыгать. Конечно, я смогу значительно сократить расстояние, если так же повисну на этом балконе, как и на своём, но, тем не менее, это было опасной затеей. Впрочем, не более, чем всё, что со мной происходит в последнее время.
Я опустился на четвереньки, уцепился за кант и, соскользнув вниз, повис на руках. Снизу что-то задвигалось, и я готов был уже вскрикнуть, подумав, что там ожидают Борис и Вера Павловна, которым я невольно облегчил задачу. Однако это был всего лишь Норд, который буквально каким-то чудом выпутался из сделанного мной куля и сейчас просто нервно бегал кругами, неотрывно глядя на меня и поскуливая. Эх, если бы ты мог мне хоть чем-то помочь! Хотя то, что кто-то заботящийся находится сейчас рядом и переживает, стоило очень многого.
Я отпустил руки. Падение длилось всего лишь мгновение, потом мои ноги коснулись земли, и я тут же попытался подпрыгнуть вверх, чтобы смягчить удар. В какой-то мере это удалось – я крякнул, крепко сжимая зубы, чтобы не прикусить язык, несколько раз перекатился, мысленно поблагодарив некогда отданные два года секции дзюдо, и растянулся на холодной мокрой траве. Буквально через минуту, немного придя в себя, я тяжело приподнялся и, пошатываясь, встал. Норд тут же радостно подскочил, упёршись лапами мне в грудь, отчего я чуть было снова не рухнул, но удержался и нервно усмехнулся:
– Ну, вот, пожалуй, и всё.
Немного подволакивая ногу и нервно оглядываясь, я достал из кармана куртки поводок, застегнул на ошейнике Норда и зашагал в сторону дороги. Сначала мне захотелось прибрать куски материи, которые образовывали на лужайке причудливую петлю и, разумеется, привлекут внимание соседей утром, если не раньше. Однако подумал, что сейчас это не имеет никакого значения, а отнять лишнее время и силы вполне может. Теперь надо было выйти через дворы к оживлённой трассе, которая вела в сторону Москвы, и попытаться доехать до Людмилы с собакой, к чему обычно отрицательно относились водители. Ну, ничего. Ведь у меня с собой самый главный стимул – деньги. И немало – под эти цели точно.
Когда я совсем выдохся и уже начал подумывать над тем, чтобы остановиться и передохнуть, мы добрались до дороги. Здесь нам пришлось ещё минут десять голосовать, пока какой-то пожилой мужчина, притормозивший на древнем «Москвиче», не согласился подвезти нас до нужного места, сразу же согласившись на предложенные пять тысяч рублей. Только деньги он хотел сразу, а я не видел никаких причин возражать.
Всю дорогу мы молчали, что было странно, но сейчас меня вполне устраивало. Только на светофорах водитель как-то смущённо оборачивался и внимательно меня разглядывал. Да, я отдавал себе отчёт, что вполне могу выглядеть странно. Острая боль постепенно проходила и превращалась в плотные приглушённые пульсации – что же, не так и плохо. А если у Людмилы удастся принять ванну, будет вообще замечательно! Впрочем, скорее надо чётко уяснить – что делать дальше. Ведь я вовсе не исключал, что утром и под её окнами могут появиться мрачные фигуры Бориса и Веры Павловны. Сейчас-то они вряд ли поспеют за мной, хотя, с другой стороны, у них тоже вполне могут быть с собой деньги и какой-нибудь частник не откажется следовать вот за этой машиной. Но в это как-то не верилось. Скорее более правдоподобным представлялось, что эти нежити обладают каким-то внутренним навигатором, который неизменно будет приводить их ко мне, независимо от местонахождения. А это значит, о чём я уже размышлял, что придётся убегать и прятаться всю жизнь или попытаться решить эту проблему как можно быстрее. Что же, именно этим я и собирался заняться.
Примерно через час мы подъехали к четырёхэтажному дому из приятного оранжевого кирпича с оградой, шлагбаумом и очень большой зелёной территорией. Всё вместе это создавало по-настоящему располагающую уютную атмосферу. Неплохо, однако, Людмила устроилась – явно не бедствует. И так живёт, как ни удивительно, человек, который всерьёз думает о самоубийстве. Что же тогда делать остальным? Или права народная мудрость, что счастье вовсе не в деньгах?
Я рассеянно поблагодарил водителя, ответившего невнятным бормотанием, и, беспокойно оглядываясь, тяжело пошёл в сторону нарядной красно-белой будки, где маячил внушительных габаритов охранник, затянутый в морщинистый капюшон, шумно трепещущийся на ветру.
– Вы к кому? – откашлявшись в кулак с поблёскивающей печаткой, хрипло поинтересовался он.
– В двадцать седьмую квартиру. Меня ждут.
– Собака ваша?
– Да.
– Постарайтесь, чтобы она не лаяла – поздно уже.
– Хорошо, спасибо.
Охранник ещё несколько секунд внимательно на меня смотрел, словно желая запомнить в малейших деталях, потом кивнул и открыл небольшую калитку у будки:
– В холле скажите то же самое, и с нужным номером свяжутся.
Я кивнул и прошёл к дому, арчатый вход которого чем-то напоминал стоматологическую клинику, расположенную недалеко от моего дома. Это немного подпортило общее внушительное впечатление. Норд быстро бежал рядом, оглядываясь по сторонам и шумно дыша. Из его рта вырывались клубы густого пара, и я невольно обратил внимание, что на улице значительно похолодало.
Толкнув толстые, излишне помпезно украшенные выпуклыми орнаментами двери, я неприязненно прикрыл веки, щурясь от яркого матового света, которым был залит выложенный плиткой холл. Напротив располагалась широкая лестница, ведущая к трём большим лифтам, ярко мигающим красно-зелёными сигналами, а правее размещалась стойка, за которой сидела серьёзная женщина лет пятидесяти.
– Добрый вечер. Вы к кому? – неожиданно очень располагающим и даже заботливым голосом спросила она.
– Двадцать седьмая квартира. Меня ждут, – повторился я, подходя ближе и беря Норда за ошейник.
– Минутку. Как вас представить?
– Кирилл.
Женщина застрекотала по широким клавишам внушительной телефонной станции и подняла трубку. Какое-то время она молчала, а потом вежливо сказала:
– Добрый вечер. К вам посетитель с собакой – Кирилл… Хорошо, спасибо.
Она опустила трубку и показала мне рукой в сторону лестницы:
– Всё в порядке. Прошу вас. Второй этаж. Симпатичный пёс.
– Да, спасибо.
Я поднялся по ступеням и не успел нажать большую квадратную кнопку, как лифт с приглушённым мелодичным звоном открыл свои двери. Войдя в обшитую зеркалами кабину, я выжал двойку и только по небольшому дрожанию кабины определил, что двигаюсь. Тут же двери распахнулись, и, без труда сориентировавшись, я пошёл налево в сторону плавно скошенного поворота, откуда слышалось эхо
