Огонь осветил прикованную к стене женщину, которая держала за руки мальчика и девочку. Их лица и волосы были покрыты инеем, и пар дыхания не клубился около их ртов. Андрей Андреевич дотронулся до женщины, погладил по головам детей.
– Вот что я имел в виду, когда говорил, что меня ждут здесь, – тихо сказал Аникеев. – Это место не дает жить, но и не дает умирать. Пошли назад. На сегодня достаточно.
Мы побрели обратно, при этом я крепко держался за плечо майора, зажмурив глаза.
– Ты читал Кастанеду? – неожиданно спросил Аникеев.
Я машинально ответил, что нет. Действительно, звучит парадоксально, но факт остается фактом: этнограф – а не удосужился. Хотя в моей библиотеке было восемь или девять книг этого американского мистика, мексиканца по происхождению. Еще невероятней было то, что его читал сельский участковый. Я про себя отметил, что это более фантастический момент, чем только что увиденное мною.
– Если в двух словах, – продолжил Андрей Андреевич, – то там описывается, как мексиканский индеец- шаман учил колдовству Кастанеду. Тот индеец мог летать, превращаться в кого угодно… В общем, умел многое. Когда-то он был обычным человеком, у него была семья. Методика обучения колдовству сводится к тому, чтобы разными способами вытравить в себе человека. И чтобы стать шаманом, ему пришлось пожертвовать многим, в том числе и семьей. И однажды этот индеец поделился, что в его пустом сердце, где нет места ни любви, ни ненависти, есть крохотное пространство, где хранится память о жене и детях. Колдун называл это «сумерками чувств». Вот и мой поход сюда – это сумерки чувств. Я даже не знаю, кто их убил, может быть, и я? Но в любом случае дом отнял у нас семьи, чтобы отрезать любой путь к отступлению. Как я говорил раньше, мы пленники этого места, и нам от чувств остаются лишь одни сумерки. И еще, – Аникеев остановился. – Тот шаман считал, что основа колдовства – перевоплощение. И один из способов перевоплощения – обыкновенный юмор или кривлянье, в высоком смысле этого слова. Юмор помогает человеку избавиться от человеческого: переживания, страстей, эмоций.
Мы перетащили мою жену и дочку в Галерею Мертвых. В сердце образовалась кровоточащая рана. Но я был уверен, что дом будет делать все, чтобы она быстрее заросла.
Когда мы поднялись наверх, я предложил Аникееву помянуть моих родных. Подумав, он как-то неопределенно тряхнул головой и куда-то ушел. Пока я его ждал, до моего слуха донесся какой-то скрип за соседней дверью. Я поежился, вспомнив увиденное внизу. Неужели это все было по-настоящему? Господи, не лучше ли мне было остаться в сумасшедшем доме?
Вскоре вернулся Аникеев, в руке он держал шприц. Я испуганно отпрянул.
– Не бойся, – успокаивающе сказал бывший участковый, подходя ко мне вплотную. – Это куда лучше водки… поверь.
И я поверил. Я покорно протянул ему свою дрожащую руку, и майор ловко воткнул иглу мне в вену. Я замер, зачарованно наблюдая, как стеклянное брюшко шприца медленно наполняется темной, почти черной кровью.
– Что это, Андрей? – шепотом спросил я. Аникеев молчал, сосредоточенно вводя содержимое шприца в мое тело. Когда жидкость полностью перекочевала в мою кровь, он скучно пояснил:
– Героин. Не волнуйся, шприц одноразовый.
За дверью снова кто-то заскребся.
– Там кто-то есть, – медленно проговорил я, конечности охватила приятная истома.
– Я знаю, – спокойно произнес Аникеев. – Полагаю, тебе пора познакомиться кое с кем. Приляг пока. Сейчас будет хорошо.
Он не соврал, было действительно хорошо. Состояние было просто великолепным, настроение преотличнейшим, его даже не смогла испортить нестерпимая вонь, которая показалась мне очень знакомой… потом я услышал звук отпираемой двери… и я увидел… увидел…
Утром разыгралась настоящая метель. Аникеев понимал, что теперь он вряд ли что обнаружит, но тем не менее съездил еще раз к знакомой березе. Снег и ветер сделали свое дело: теперь здесь ничто не напоминало о разыгравшейся вчера трагедии. По дороге змеями вилась поземка, ветер свистел и завывал, кружась огромными снежными волчками. Внезапно впереди мелькнуло что-то неразличимое, мгновенно растворившись в океане бури. Лошадь испуганно заржала, взбрыкнула и резко рванула вбок. Мужчина не удержался и свалился с саней. Когда он поднялся на ноги, кобыла уже скрылась между деревьями.
Положение было серьезное: лошадь могли испугать волки, коих в этих местах было предостаточно, а ружье осталось в повозке. При себе у Аникеева были только охотничий нож да спички. Как до дома, так и до Новой Алексеевки было примерно километров десять, а ветер и мороз крепчали. За ночь намело толстый слой снега, и бывший участковый с трудом шел вперед, оставляя глубокие следы. Он решил вернуться домой и, чтобы сократить путь, побрел через лес. Здесь было намного тише, небольшой ветер лениво раскачивал верхушки огромных разлапистых елей, накинувших плотные белые шали.
Внезапно левая ступня Андрея Андреевича куда-то провалилась, твердая почва ушла из-под ног, и вот уже сам он полетел в бездну. Вслед за ним полетели ветки и снег. Оправившись от потрясения, он понял, что попал в ловушку – какой-то охотник приготовил на лосиной тропе западню для крупного зверя. Аникеев пошевелил руками и ногами – вроде ничего не сломал. Спасли тулуп да толстые ватные штаны. На дне ловушки был врыт острый деревянный кол. По счастливой случайности он вырвал лишь кусок из полушубка.
Мужчина сел на корточки и стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Яма была конусообразной, и даже медведь, не попади он на кол, с его невероятной силой и ловкостью, не смог бы из нее выбраться. Пробовать вырыть кинжалом ступеньки – затея бесполезная из-за формы ловушки и собственного веса. Сучья, которые упали на дно, также не подходили для изготовления лестницы. Тот, кто устроил эту западню, может проверить ее через неделю, а может, и позже. Тем более в лесу встречались и заброшенные ловушки. Сколько времени он сможет противостоять морозу и голоду? Немного. Чтобы согреться, Аникеев начал подпрыгивать на месте, между делом пытаясь вытащить кол. На потемневшей древесине отчетливо были видны характерные кровяные потеки. Значит, яма уже принимала кого-то в свои смертельные объятия. Мороз крепчал, хотя в яме он чувствовался не так, как наверху. Поразмыслив, бывший участковый собрал разбросанные по дну ловушки сучья и разжег костер.
Спустились вечерние сумерки, снег прекратился, и высоко над головой пленника замерцали далекие звезды. Было тихо, как в могиле или на дне океана. Догорающий костер светился малиновыми углями и бросался длинными искрами.
Неожиданно тишину нарушил далекий хруст снега. Звук приближался, и вот уже отчетливо можно было различить шаги. Кто-то шел прямо сюда. Андрей Андреевич испытал двоякое чувство. С одной стороны, он обрадовался, что появился шанс с чьей-то помощью выбраться из ямы. С другой стороны, его охватила тревога: кто может ходить ночью по зимнему лесу? Он вспомнил множество таинственных происшествий в здешних краях и на всякий случай вытащил из ножен широкий кинжал, блеснувший в слабом свете углей, уже затягивающихся темной пленкой. Кто-то остановился на самом краю ловушки, так, что снег тоненькой струйкой посыпался на голову бывшего майора. Потом все стихло.
Прошло уже полдня, а Аникеев все не возвращался. Гости ощущали себя путешественниками, волею судьбы заброшенными на необитаемый остров.
Они прекратили перепалки и обмен колкостями, и даже властная Марина притихла. Больше всего пугала неизвестность происшедшего с Ксенией.
– Как вы думаете, этот участковый правду говорит? – спросила Женя. – Сережа, ты ведь был там!
– Не знаю, – признался Сергей. Он выглядел удрученным. – Но там явно было что-то нечисто. И потом, очки-то ведь ее…
– А он… Аникеев этот, – начала Женя и пугливо посмотрела в темное окно, за которым плотной стеной валил снег. – Может, это он?
– Кишка тонка, – с пренебрежением сказал Виктор. Он, как всегда, сидел с бутылкой коньяка и периодически опрокидывал в себя рюмку-другую. – Этот только байки травить способен.
– Давайте наряжать елку, и время быстрее пройдет, – предложила Женя. – А там, глядишь, и что- нибудь прояснится. Может, Ксюшу все же найдут. Не верю я, что ее убили. Дикость какая-то. Мне этот бывший мент сразу каким-то ненормальным показался.
