Ружье все никак не находилось. Странно, Саша прекрасно слышал, что отец сказал про кладовку. И патроны куда-то запропастились… Синенькая баночка с патрончиками, хе-хе. Саша не особенно утруждал себя поисками – он просто сметал все с полок на пол, но все тщетно – ни ружья, ни патронов. Парень усмехнулся – ох уж этот папаша, склеротик. В натуре, Клепа. Он где-то слышал, что его отца так называли в детстве. Прямо как мопса какого-то.
Он не переставал думать о Тане и очень надеялся, что она ничего не повредила при падении.
Ладно, хрен с этим ружьем. Он разберется с Игорем и без ружья. Прихватив по дороге здоровенные ножницы мачехи (в свободное время она с удовольствием занималась кройкой), Саша направился к комнате брата. Заперся, наверное, трус несчастный. Как он его обозвал? Онанистом? Сейчас он ему покажет онаниста. Отрежет письку к едрене фене, будет знать.
– Игорек! – рявкнул он. – Иди-ка сюда, гондон.
Он толкнул дверь ногой, и, к его удивлению, она открылась. Посреди комнаты стоял брат. Лицо Игоря было бледным, хотя он и старался казаться спокойным. В руках он держал ружье, направив ствол прямо в Сашу.
– Я знал, что ты придешь, – сказал он. Посмотрел на ножницы, и голос его дрогнул:
– Саша, убери эту штуку. Это не шутки. Надеюсь, ты пришел с ножницами, только чтобы попугать меня.
– Ага. Знаешь, так сейчас испугаю, штаны обделаешь, – прошипел Саша и шагнул вперед.
– Стой! – крикнул Игорь. – Ты что, с ума сошел?!
Саша, продолжая улыбаться, прыгнул на брата. Раздался выстрел, заряд дроби задел Саше плечо, но это не остановило его. Он навалился на Игоря, кромсая его ножницами. Игорь выронил ружье и закричал, пытаясь уползти от обезумевшего брата, но тот держал его бульдожьей хваткой, нанося удар за ударом. Остановился он только тогда, когда Игорь перестал вскрикивать. Тяжело дыша, он поднялся на ноги.
– Боже, Саша… – услышал он голос Лены. Он поднял голову. Мачеха стояла в ночной рубашке, спутанные волосы наполовину закрывали ее насмерть перепуганное лицо. – Что… что ты наделал?!
Саша разжал пальцы, и ножницы со стуком упали на пол. Ноздри снова защекотал знакомый запах духов, и он почувствовал растущее возбуждение, которое быстро сменила ненависть. Она с ними заодно, эта сука мачеха. Легла под их папашу только из-за его денег и положения. Да и Таня никогда ей не нравилась.
Он неспешно поднял ружье.
– Саша, нет, – забормотала женщина, делая шаг назад.
Прозвучал выстрел. Заряд дроби попал Лене в лицо, и она с грохотом упала на пол. Саша поднялся на ноги. Аромат духов опьянял, глаза защипало, и на секунду наступило протрезвление. Тут же заныло простреленное плечо. Смысл содеянного впился в мозг как ржавый серп, и он даже затряс головой, как мокрый пес, словно от этого устрашающая картина могла исчезнуть.
– Все, мне конец, – помертвевшим голосом проговорил он, роняя ружье. И тут же вздрогнул – на улице кричала Таня. Он опрометью выскочил наружу и увидел свою любимую. Она стояла прямо посреди цветов, которые так заботливо выращивала Лена, низко опустив голову.
– Как ты, моя Пушишка? – Он обнял девушку.
– Нам нужно ехать, – глухо сказала Таня. Ее восхитительные рыжие волосы издавали непередаваемый аромат лесных трав.
– К…куда?
– Я покажу дорогу.
Саша ровным счетом ничего не понимал.
– Но зачем?
– Хочешь, чтобы я была рядом? – закричала она. – Тогда не задавай вопросов!
– Но… Там, наверху…
– Я все знаю. Если ты останешься, мы никогда не увидимся.
– Сейчас уже ночь, я ранен, – попробовал возразить Саша, и вдруг, к его ужасу, Таня повернула лицо так, что на него падал свет. Оно стало плыть, как мороженое на солнцепеке, глаза потекли, как две тягучие капли, рот обвис, щеки стали дряблыми тряпками. Изумительный запах духов сменился вонью разложившегося мяса.
– Саша, времени нет.
– Таня! Танечка!!
– Или ты едешь, или мы расстанемся навсегда.
– Я поеду! – закричал вне себя от горя и страха Саша. – Куда угодно, куда скажешь!!
– Заводи машину. И захвати с собой ружье.
Саша бегом поднялся наверх и вернулся с ружьем. Карманы были набиты патронами и тянули вниз джинсы. К его безмерному облегчению, Таня снова была в порядке, и ее прекрасное лицо было как всегда самым красивым на свете.
Он с величайшей нежностью поднял валяющуюся среди цветов куклу и сел с ней в машину. Щелкнул ключ зажигания, мотор послушно заурчал, загорелись фары, и машина выехала со двора.
– Моя Пушишка, – шептали губы юноши. Кукла сидела рядом и молча смотрела вперед своими блестящими глазами.
Они нашли нужный поворот лишь с седьмого раза. Уже смеркалось, и Никто торопился. Где-то в глубоких, темных катакомбах подсознания он подозревал, что ввязался не в свое дело, но ничего не мог с собой поделать – его гордость, подвергавшаяся издевательствам столько лет, требовала реванша. У Нее для него есть дело? Плевать, он самолично отомстит этим сосункам. Хотя они уже давно не сосунки, но для него, для Никто, они всегда будут сопливыми мальчишками. Он не хотел чувствовать себя как в театре. Не для этого он ждал двадцать лет, торчал в психушке и терпел столько унижений.
Снежана, казалось, смирилась со своей участью. Она больше не хныкала, но на ее красивые глаза все чаще наворачивались слезы. Вскоре она начала испытывать жажду.
– Я хочу пить, дедушка, – сказала она.
– Терпи, – только и сказал старик.
Вскоре машина остановилась – дальнейшая дорога представляла собой развороченную ямами и колдобинами узкую колею, по которой едва проехал бы внедорожный мотоцикл. Как ни жаль, но колымагу придется бросить. Никто вышел из машины и, взяв девочку за руку, потащил ее за собой. Глаза Снежаны снова увлажнились. Где ее мама? Почему она не приходит? Почему ее не спасает папа? Ведь он такой сильный!
Он шли долго, и туфельки девочки покрылись толстым слоем пыли, она постоянно спотыкалась и натерла мозоль. Снежана задыхалась от быстрой ходьбы, в туфли набился песок с мелкими камушками, ветки хлестали по ее лицу, но она молчала, продолжая в руках крепко сжимать куклу. Ту самую, которую ей подарил дядя Руслан. По обе стороны высились густые заросли ежевики с бузиной, вскоре так называемая дорога закончилась, и они шли по пояс в траве.
Они шли, шли и шли, и Снежана уже начала думать, что они будут так шагать вечно, как вдруг листва раздвинулась будто по мановению волшебной палочки, и они стали спускаться вниз. Несмотря на подавленное состояние, девочка невольно залюбовалась пейзажем. Внизу располагалась долина, крошечная, как в интересной сказке, которую со всех сторон окружали громадные величественные горы. Клонившееся к горизонту солнце окрашивало горы и деревья в изумительный пурпурный цвет. Приглядевшись, она смогла рассмотреть выглядывающую сквозь кроны деревьев крышу какого-то дома. Значит, они идут в дом! Может, ей смогут там помочь!
Но Никто и не думал идти к дому. Вместо этого он свернул куда-то влево, и, пройдя пару сотен метров, они оказались на небольшой лужайке. Никто уселся прямо на землю и уставился на закат. Словно весь этот путь он проделал только для того, чтобы насладиться экзотикой дикой природы.
– Я хочу пить, – хрипло сказала Снежана раз, наверное, в десятый.
Старик равнодушно махнул рукой куда-то в сторону:
– Колодец там. Только я не советую тебе пить оттуда воду.
– Почему? – шепотом спросила девочка.
– Потому что однажды в этом колодце умерла девочка. Такая же, как ты.
