Макс не знал, чего они от него ожидали, но челюсти у них отвисли, когда он молча развернулся и вышел из кабинета.
Бабурин собирал вещи в пакеты, найденные тут же, в раздевалке. Гордей Кроткий стоял в проеме двери, скрестив руки на груди.
– Что смотришь? Чтоб лишнего не прихватил? – Макс считал, что в его сокращении есть вина Гордея Филипповича. Небольшая, но есть.
– А ты думал, что я напишу на сокращение Ивана Михайловича или Сережку? – спросил Кроткий, будто прочитав мысли Максима.
– Да ты бы и Михалыча уволил! В следующее сокращение кого ты выберешь: Михалыча или Сережку? Можешь не отвечать. Михалыч свое отслужил, а Серега молод, полон сил. Так?
– Так. – Гордей улыбнулся.
– Да ни хера не так! Ты уволишь Михалыча, потому что ты гребаный жополиз. А у Сережки как раз есть папа, которого ты очень ценишь. Только вот он тебя не хочет замечать. Кто он? Зам генерального. А ты уволь его бездельника-сына, и он сразу обратит на тебя свое драгоценное внимание.
– А ты чего от меня ждал?! Два дня тебя на работе нет! Этот, как ты говоришь, бездельник хотя бы на работу выходит.
– Я у тебя отпрашивался, – сквозь зубы проговорил Максим.
– Нам такие не нужны. Отгулы у него! Да я в отпуск два года не ходил!
– Да ты на работе как в отпуске. Ты хотя бы для вида робу свою джинсовую надень. Чтоб хоть видимость создать, что ты работаешь.
– Я – инженер, – с вызовом произнес Гордей.
– Закон Кирхгофа хоть помнишь, инженер? – Макс взял пакеты и прошел мимо Гордея Филипповича.
Из кабинета вышел Петр Сергеевич и подошел к Гордею.
– Ну что, Кроткий, помнишь закон Кирхгофа?
– Ну…
– Ладно, проверим. – Петр Сергеевич посмотрел вслед Максиму. – Нехорошо получилось.
Завершив все канцелярские дела, Макс вышел на площадь у административного корпуса. На часах над проходной было 14.23. Автобусы забирали рабочих в 17.30. Ждать столько времени не хотелось. Полчаса пешком до рабочего поселка – а там на маршрутке до Салимова минут сорок. Так вернее будет.
До поселка Макс дошел за двадцать минут. Людей на остановке не было. Маршрутка только уехала. Желтые «Газели» были единственным сообщением с городом, поэтому ходили они часто. Максим сел на серую скамейку. И вот тут он увидел этот журнал. Что это журнал, он понял потом. Сначала подумал, что это книга, большая, как Толковый словарь, но потом взял в руки и прочитал на обложке: «Работа и зарплата в Москве».
Он пролистал журнал-книгу. Сотни, тысячи вакансий. Книга как нельзя кстати. Пусть в Москве, пусть полторы тысячи километров от дома. Зарплаты радовали глаз. Для человека, получавшего четыре тысячи рублей, цифры, написанные под каждой вакансией, были обещанием лучшей жизни. К сожалению, этот же человек настолько привыкает к маленькой зарплате, что не хочет ничего менять в жизни. Мол, и у нас скоро будет как в Москве. По этой причине журнал и оказался на остановке. Люди смотрят, удивляются и кладут его на место.
Подошла маршрутка. Максим встал и пошел к открывшейся двери. Журнал положил в один из пакетов. Он не собирался ждать до тех пор, когда столичное благополучие постучится к нему в дверь. Решил не спеша просмотреть журнал дома и выбрать работу по вкусу. Но это оказалось не так-то просто.
Максим потер глаза, уши. Почти два часа у телефона – обзванивал потенциальных работодателей. По телефону никто ни о чем говорить не хотел. Приезжайте на собеседование… Какое, к херам, собеседование? А где я жить буду?! Максим видел несколько передач о бомжах, живущих на вокзалах столицы. В большинстве они все (эти бомжи) приехали на заработки. Кто потерял документы, а кто и совесть. Было как-то боязно ехать наобум. Но надо. Если честно, Максу уже надоело сидеть на шее у жены. Зарплата управляющей магазином резко контрастировала с почти минимальным окладом электрика. Надо искать работу. Хорошую работу.
Максим снова склонился над журналом. Страницы пестрели цветными объявлениями.
«Фирме требуются рабочие строительных специальностей». Очень расплывчато. «Зарплата от 20 000 до 45 000 рублей». Тоже не совсем ясно, из-за чего такой скачок в двадцать тысяч. Скорее всего, оплата сдельная. Но даже… Но даже если ему будут платить по минимуму, то есть 20 000 рублей, то… Путем нехитрого подсчета Макс прикинул, что в Салимове ему придется пять месяцев работать, чтобы получить минимальную московскую зарплату. Макс еще раз взглянул на многообещающее объявление и вздохнул. К сожалению, эти зарплаты пока оставались только цифрами на бумаге…
Петр Сергеевич положил трубку и посмотрел в окно. В круглой беседке напротив ворот сидели две лаборантки, Юля и Света, а в центре, размахивая руками, что-то рассказывал Гордей. Юморист.
Петр встал и вышел из кабинета.
Девушки замолчали, когда Авдонин подошел к беседке. Гордей, увидев Петра Сергеевича, выпрямился, встал по стойке «смирно».
– Расслабься. – Авдонин достал сигарету и закурил. Все это время подчиненные молчали. Петр сел рядом с девушками.
– На втором блоке, – начал он, – в десятой теплице форточки не открываются.
Юля и Света встали и пошли в цех. Гордей присел на их место.
– Концевики надо проверить, – деловито произнес он. – А может, и вовсе банальный случай – кто-то в щитовой автомат выключил.
Петр Сергеевич повернулся к нему, прищурился от едкого табачного дыма и произнес:
– Так пойди и разреши эту банальность. – И встал.
– Не понял, – как-то по-детски протянул Гордей.
Авдонин едва сдерживал раздражение.
– Гордей Филиппович, а что тут непонятно? Либо ты работаешь, либо увольняешься по собственному желанию. Уловил суть?
– Но, Петр Сергеич, я же инженер…
– А я начальник цеха, мать твою! – закричал Петр Сергеевич, что, надо признать, было редким явлением.
Немного успокоившись, подошел вплотную к Гордею и сказал:
– Михалыч в седьмом блоке, перебирает пульт. Серега ни черта не смыслит. Так что давай надевай свою новенькую робу – и на второй блок. Это тебе вместо законов Кирхгофа. – Развернулся и пошел к цеху.
Гордей уже не возражал. Да и что он мог возразить? За последний месяц (пока Авдонин был в отпуске) Гордей Филиппович сократил двоих. Максим Бабурин был третьим. Люди увольнялись и так. Кто захочет работать за четыре тысячи? Находили что-то лучшее и писали заявление по собственному. Гордея его зарплата устраивала – чуть больше девяти тысяч, и занимаемое положение ему тоже импонировало. Ходил петухом Гордей Кроткий, и его поведение никак не вязалось с фамилией. Хочу – уволю, хочу – премии лишу. Вот такая жизненная позиция. Но это было до того, как Авдонин указал ему на его действительное место. На предприятии настолько шаткое положение, что Гордей завтра же мог оказаться на бирже труда в очереди за Бабуриным. Нет, это не входило в его планы. Как минимум место Авдонина его бы устроило. Макс был прав – именно поэтому Гордей и оберегал Сергея. Его папа мог дать ему путевку в перспективное будущее.
Новый джинсовый костюм сидел как влитой. Год назад на комбинате работали израильтяне, помогали оборудовать шестой, десятый и двенадцатый блоки. Они все были вот в таких джинсовых костюмах, которые и робой-то назвать язык не поворачивался. Гордей неделю ходил за их главным, клянчил. Хотел выменять. Еврей, решив, что у Гордея все равно ничего нет, отдал костюм так.
До блока Кроткого подбросил тракторист из транспортного цеха. Всю дорогу, перекрикивая шум
