– Бог ты мой, в конце концов, я все еще рассчитываю получить назад три косаря.
Вот это больше походило на правду.
– Ладно, как, ты говоришь, зовут этого доктора?
– Вайсман Герман Палыч. Бог ты мой, он ас в своем деле.
Записав адрес чудо-лекаря, Максим спросил:
– Ты книгу прочитал?
– Да, дочитываю. Бог ты мой, такая ерундистика. Если б так оно было, как здесь написано, то полчеловечества вымерло бы от проклятий, а другая половина – от Отдачи. Тоже мне возвратный механизм! Бог ты мой, да те, кто постоянно проклинают других, они ж живут дольше всех. А добрые, никому зла не сделавшие, едва до пятидесяти дотягивают. Иисус разве не пример тому?
– В этом наказание их, – сказал Макс и еще раз подумал о Генке Обухове. Счастливчик.
– Чье наказание? – не понял Егор.
– Злых. Они живут долго и мучаются так же долго.
– Бог ты мой, сходи к Вайсману, а? Максик, мы тебя теряем.
– Ладно, схожу. Книгу дочитаешь – принеси. Я хочу просмотреть ее еще раз.
– Бог ты мой, конечно. Завтра… Я Стаса попрошу, он и завезет.
Они попрощались. Максим положил трубку – и так и остался сидеть на тумбочке в прихожей. Никого не жалко, никого. Егор боялся его, и это было очевидно. Он прочел книгу и все понял. Теперь Макс точно остался один. Как мухомор. Никому не нужный червивый мухомор. Максим чувствовал, что осталось ему недолго. Но он молился (Макс не знал, кому молиться – Бог наверняка отвернулся от него), чтобы ему хватило сил наказать этих тварей, из-за своей ничтожной выгоды не замечающих боль и страдание людей.
«К черту бога! Теперь я сам себе бог! И плевать я хотел на боль и страдания людей!»
Максим встал. Надел плащ и обулся.
«Ну что, счастливчик Обухов, я иду к тебе».
– Никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его… – Напевая песню группы «Ленинград», Бабурин вышел из подъезда под холодный октябрьский дождь.
Генка был шустрым малым. Помимо основной работы в семи магазинах «Семья», он еще набрал халтурки. Домой ему волокли всякую ерунду, способную складывать и умножать. Время счетов прошло, да и калькулятор легче купить новый, чем починить. Быт салимчан украсили компьютеры. На них считали, на них писали. Поэтому по всей его комнате стояли системные блоки с разными начинками. В городе Салимове таких мастеров раз-два и обчелся, вот Генка и не рассчитал силы. Системников набрал, а починить в срок не успевал. Чего он только не наслушался!
Сегодня Гена решил взять отгул и подчистить в комнате. А то уже и предки бочку катят, да и Ларку пригласить некуда. Она ж теперь заведующей стала. И все с его легкой руки. Кто б так им фотки обработал, если не Генка? Правда, обещанного повышения он так и не увидел – Владлен Маркович как под землю провалился. Люди мрут как мухи, а ведь молодые. Элла – видная бабенка, померла. Потеря крови. Что-то по женской части, что ли? Генка точно не знал. Ему рассказывала Лариса. На следующий день Игорек попадает под машину. А вчера Лесю тоже какой-то лихач сбил. Тут невольно задумаешься о поиске другой работы. Может, и Владлен уже гниет где? Ну, этого-то, скорее всего, его же кореша-бандюги прикопали где-нибудь. Таких машины не сбивают. Такие сами сбивают. Да и «женских дел» у них тоже не бывает. Обухов порадовался собственной шутке.
Анжелу жалко немножко. Пострадала ни за что. Хотя в этой жизни за дело страдают разве что колорадские жуки. Генка снова улыбнулся.
«Что-то я веселюсь сегодня много, как бы плакать не пришлось… Ни фига, не дождетесь! Генка Обухов – настоящий мужик со стальными яйцами. А настоящие мужики не плачут. Во как!»
Генка сел за рабочий стол. На деле это была обычная парта. Он приволок ее со школьного двора, за бутылку у сторожа выторговал. В хозяйстве все сгодится. Вот и сгодилась. И паял Генка на ней, и ваял.
Обухов поставил первый системный блок. Как раз за него (если он не сделает до вечера) Генке пообещали оторвать его стальные яйца. И он во что бы то ни стало решил сохранить их. Снял боковую крышку, просунул туда голову и принюхался. Запаха гари не было. Хороший знак. Генка соединил системник с монитором и включил в сеть. Ничего не произошло. Генка выключил блок, просунул внутрь руку, отсоединил клеммы и вынул плату. Осмотрел ее. С правой стороны видеокарта была подпалена. То, что не пахло горелым, оно и понятно. Блок стоял у него с прошлой среды, и он ни разу его не включал.
Генка пошарил в отделении под партой в поисках видеокарты. Ведь должна же где-то быть. Рука наткнулась на что-то несколько большее, чем тоненькая плата. Гена выудил металлический коробок. Винчестер! Как он мог забыть? Неделю назад к нему закатился пьяный Ромка Морозов, что-то нес про бесценный материал; даже пообещал десять процентов за хранение. Что же там такое? Посмотрю немного попозже. Генка положил его на парту и снова полез за видеокартой. Достал. Посмотрел на надпись. Удовлетворенно кивнул и вставил плату на место старой. Включил в сеть. Ему хотелось ликовать. Он сделал большое дело – сохранил собственные яйца!
Операционка загрузилась. Иконки встали в аккуратные ряды с левой стороны рабочего стола. Генка открывал папки, одну за другой – хотел убедиться, что все работает. Все было нормально. Он выключил компьютер. Взгляд упал на жесткий диск Морозова. А что я теряю? Может, даже десять процентов – это очень мало за то, что на нем имеется?
Винчестер был внешним, с USB-разъемом. Генка снова включил только что отремонтированную машину, дождался загрузки «Винды» и вставил шнур в разъем на системнике. Открыл «Мой компьютер». Чувство, что диск защищен паролем и Генка не вторгнется в чужую тайну, было настолько сильным, что Обухов едва не отказался на полпути. Потом решился и дважды щелкнул на «Съемный диск (J:)». Диск открылся. Куча папок без названий. Сплошные «Новая папка». Будто кто-то в спешке раскидал информацию по директориям, не дав им названия, или просто не хотел определенности. Генка открыл одну, наугад. Фотографии. Не меньше двухсот. Он клацнул по надписи «Просмотреть как слайд-шоу».
Все снимки были подобны тем, что Генка делал для Владлена. По содержанию. Но действующие лица… Обухов узнал мужчину. Его не узнал бы разве что младенец или приезжий. Все главные полосы газет пестрели именем и снимками (где он в одежде, разумеется) этого человека. Сорокин Дмитрий Михайлович, мужчина лет сорока пяти. Небольшого роста и с лицом… Многие заметили, что Дмитрий Михайлович очень похож на Шарикова из «Собачьего сердца». В общем, либо из-за схожести с народным персонажем, либо из-за обилия денег Шариков-Сорокин имел неплохой шанс стать мэром Салимова. А если точнее, только он один и имел этот шанс. То, что сейчас смотрел Генка Обухов, могло надолго выкинуть Сорокина из политики. На снимках он кувыркался явно не с женой. Скорее это походило на инцест. Извращенный папаша развлекается с дочками. Несовершеннолетними дочками.
Генка подумал, что вряд ли Сорокин опустился бы до такого, хоть у богатых и свои заморочки. Но то, что девочки едва достигли пятнадцатилетнего возраста, было видно невооруженным взглядом. Генка сразу прикинул, что снимки не проходили через «фотошоп». Если насчет возраста девиц его еще можно было переубедить, то о подлинности фотографий лучше и не заикаться. Снимки были настоящие! И от этого Обухову стало страшно. Зачем он приволок мне это? Откуда у него эти снимки? Ах да! На второй вопрос у Генки был ответ. На одном из снимков Обухов увидел Жанну Морозову – сестру Ромки. Да, в данном случае с возрастом он ошибся: Жанна только закончила десятый класс, и было ей семнадцать лет, но все равно это не очень-то подняло бы рейтинг Сорокина.
Эта Жанка – та еще жучка. По койкам скачет лет с четырнадцати, начиная с сопливых одноклассников и заканчивая… Будущий мэр наверняка был не единственным ее заработком. И, судя по этому диску, они на пару с братцем собирались разбогатеть.
«Какого хрена?! А я-то тут при чем? Да мне их десяти процентов не надо! Надо просить тридцать», – вдруг появилась в голове Генки предательская мысль.
Когда позвонили в дверь, Обухов подпрыгнул на шатком стуле. Сердце бешено забилось о грудную клетку. Он быстрым движением отключил USB-шнур и забросил винчестер в глубь стола. Не нужны мне их тридцать процентов!
И на негнущихся ногах пошел открывать дверь.
Максим надавил на кнопку звонка. И еще раз. И еще. Пока на пороге не
