молоденькой девушки и собак, рвущих друг у друга алые куски сырого мяса.
К счастью, Лида ни разу не взглянула в подзорную трубу. Погруженная в свои переживания, девушка совершенно не интересовалась, что происходит снаружи. Как знать, взгляни она хоть раз через линзы – не повредилась бы она рассудком?
Тем временем Rattus Pushtunus со всеми шестью детенышами уже освоилась на новом месте. Выбраться наружу не было никакой возможности: сам куб был высотой почти в метр, стекло толстым, а прозрачную крышку с отверстиями для воздуха Мефодий Николаевич на всякий случай придавил тяжеленным томом Альфреда Брема «Жизнь животных».
Спустя полторы недели после рождения крысеныши заметно подросли. Они уже не ползали, а вполне сносно передвигались на всех четырех лапах. Туловища их постепенно оформлялись, на загривках появилась шерсть, глаза постепенно увеличивались в размерах, наливаясь жутковатой синевой. Это означало, что одного вполне можно было препарировать: возможно, изучение анатомии маленького грызуна смогло бы подсказать, как с ними бороться?
Мефодий Николаевич уже знал, кто именно пойдет под скальпель: самый резвый и наглый крысеныш; он был крупней остальных, пытался покусывать собратьев и даже взрослую особь.
– Живьем будешь резать? – лаборантка нервно заулыбалась.
– Лида, ну мы же не на провинциальном биофаке! – сдержанно возмутился Мефодий Николаевич. – К тому же наш зоопарк подписал международную конвенцию о гуманном обращении с лабораторными животными.
– Тоже мне – лабораторное… – брезгливо хмыкнула девушка. – Скажи еще – «домашнее».
– Если живет рядом с человеком, если человек о нем заботится – кормит, поит, воспитывает… по всем признакам формальной логики получается, что домашнее.
– Но уж, во всяком случае, не животное, – не сдавалась Лида. – Домашний монстрик.
– Как бы то ни было, но сперва его придется усыпить. Независимо от нашего отношения. Слушай, у нас там хлороформ есть?
– Еще полтора месяца назад закончился, – вспомнила лаборантка. – Есть только дитилин.
Суровцев поморщился: дитилин относился к так называемым «курареподобным препаратам», которые вызывают медленный паралич дыхательной мускулатуры и мучительную смерть от удушья, в то время как животное находится в полном сознании. Да и пользоваться ими среди профессионалов считалось признаком дурного тона.
Впрочем, выбирать было не из чего…
– Придется вводить инъекцию этой дряни, – вздохнул биолог. – Не живьем же вскрывать!
Извлечь нужного крысенка из стеклянного куба оказалось делом непростым: наглый подвижный зверек с небывалым проворством метался по просторному кубу, норовя спрятаться между собратьями. Да и взрослая крыса еще утром почувствовала намерения Мефодия Николаевича. Она агрессивно вставала на задние лапы и смотрела на Суровцева таким жутким взглядом небесно-голубых глаз, что даже ему, привыкшему, казалось бы, ко всему, делалось не по себе.
Решение, однако, было найдено быстро. Порывшись в инструментальной, ученый обнаружил каминные щипцы с длинными, почти полуметровыми ручками. Когда-то, года полтора назад, этими щипцами вырывали больной зуб у взрослого уссурийского тигра, усыпив его предварительно на несколько часов. Приподняв стеклянную крышку куба, Мефодий Николаевич ловко подхватил подлую зубастую тварь и тут же прикрыл куб – взрослая Rattus Pushtunus умудрилась подпрыгнуть так высоко, что едва не вцепилась ему в ладонь.
– Лида, быстренько готовь инъекцию! – попросил он лаборантку, удерживая трепещущую жертву в длинных щипцах.
Крысеныш извивался, пищал, и в этом писке маленького еще зверька уже пробивалась небывалая ненависть к людям. Его омерзительный голый хвост угрожающе подрагивал, и ученому стоило огромного труда фиксировать грызуна в одном положении.
Девушка набрала в шприц дитилина и, явно превозмогая в себе отвращение, поднесла шприц к гнусной твари…
И в этот момент где-то совсем рядом оглушительно бахнул выстрел. Следом коротко и зло прогрохотала автоматная очередь. Оконное стекло водопадом вывалилось наружу, шальная пуля цокнула о холодильник и мгновенно срикошетила куда-то под кушетку. От неожиданности лаборантка выпустила из рук шприц, поскользнулась на осколке стекла и неловко растянулась на полу. Продолжая удерживать извивающегося грызуна в длинных щипцах, Суровцев с ужасом заметил, что из уголка Лидиного рта медленно вытекает тоненькая струйка крови.
Он быстро сунул крысеныша вместе с щипцами в стеклянный куб, склонился над девушкой.
– Ты в порядке? – Мефодий Николаевич приподнял ее, усадил на кушетку. – Ты… не ранена?
– Поскользнулась… язык прикусила от неожиданности… – прошептала Лида. – Извини…
Тем временем за окном вновь прогремела очередь. На этот раз засадили явно из чего-то крупнокалиберного, наподобие станкового пулемета. Затем – еще один, еще и еще… В соседней комнатке неожиданно ожила ультракороткая рация, настроенная на милицейскую волну, и сквозь прерывистые шумы и перебивающие друг друга позывные прорезался механический голос:
– Вооруженный мотоциклист на улице Садовой! Только что открыл стрельбу, один убит, второй тяжело ранен. Срочно на Садовую два наряда, блокировать с обеих сторон!
Вооруженный стволом байкер давно уже стал самым страшным персонажем всего Южного округа. На счету этого загадочного и неумолимого убийцы было более полусотни жертв. Все попытки правоохранителей ликвидировать мотоциклиста заканчивались провалом. Однако это был первый случай, когда байкер-убийца объявлялся в районе Центрального зоопарка.
– Работать можешь? – уточнил Мефодий Николаевич.
– Да, сейчас… – Лаборантка вытерла носовым платком кровь с подбородка. – Сейчас новый шприц возьму.
Подойдя к стеклянному кубу с торчащими из него длиннющими щипцами, Суровцев взглянул внутрь… да так и остался стоять как вкопанный.
Крысеныш – тот самый, давно уже приготовленный на заклание – исчез. Конечно же, он сбежал из прозрачного зверинца, используя длинные рукояти как мостик. Удивительно, но его примеру почему-то не последовали остальные Rattus Pushtunus: и взрослая особь, и пятеро детенышей преспокойно копошились на дне куба, словно ничего и не произошло.
И ученый, и лаборантка переполошились не на шутку. Они тут же позакрывали все двери, заэкранировали расстрелянное окно фанерным щитом и принялись методично, сантиметр за сантиметром, обыскивать помещение. Улизнуть через дверь крысеныш не мог: Суровцев давно уже приучил себя закрывать все двери на засовы. Не мог он удрать и через окна – никаких следов крысиных лапок на подоконниках не наблюдалось. Биолог с лаборанткой посмотрели буквально везде: под кушеткой, за холодильником, за батареями центрального отопления, на стеллажах с книгами. Однако поиски так ни к чему и не привели.
– Мистика какая-то… – прошептала Лида.
– Обожди… – Мефодий Николаевич придвинул табуретку к стене и поднялся, внимательно осматривая невидимое снизу пространство в темноте потолочного шкафчика.
– Ушла, зараза, – упавшим голосом произнес он. – Там штраба с проводкой незаделанная.
– И когда же она успела?
– Спроси что-нибудь полегче… – Спустившись, ученый недобро взглянул на стеклянный куб с жуткими грызунами. – Будем надеятся, что эта тварь еще не достигла половозрелости и не сможет тут расплодиться…
– А как же… – девушка деревянно кивнула в сторону уцелевшего после стрельбы окна, за которым темнели угловатые контуры вольеров с хищниками.
– Вот этого я как раз и боюсь больше всего.
Глава 28
Редкие рваные тучи носились по ночному небу. В промозглом воздухе пахло сыростью, плесенью и жухлыми листьями; август был на излете, все отчетливей ощущалось дыхание наступающей осени.
