худое.
– Надо бы посмотреть, что с ней, – предложил Игорь.
– Сам знаю, а кто пойдет?
– Я могу, – вызвались мы с Ирой хором.
Но пошел Игорь, он сказал, что и не такое видел, все мы люди, поэтому смущаться тут нечему. Он ушел и тоже пропал. Определенно место мы выбрали не самое удачное. Наконец послышался шум и из кустов выбрался Игорь. Он был один и чем-то сильно сконфужен.
– Она удрала, – только и счел нужным пояснить он.
На Никитина жалко было смотреть. Он завел машину и поехал в город. Разговаривать мы с ним не решались, поэтому о своей дальнейшей судьбе могли только догадываться. Наши догадки недалеко ушли от действительности. Он доставил нас прямо к городской больнице и отвел в уютную комнатку, про которую мы подумали, что она и есть та самая, обещанная нам с Маришей в самом начале этой заварушки. Но оказалось, что это всего лишь приемный покой. Нас с Ирой отвели в шестиместную палату, окна в которой были основательно зарешечены. Данная мера предосторожности была вызвана не нашей социальной опасностью, а лишь тем, что палата находилась на первом этаже.
– Посидите здесь, – посоветовал Никитин. – Это самое безопасное место в городе. Тут вам ничего не грозит, и вы никому не помешаете.
– Пришлось из-за них выписать четырех больных, двое из которых настолько были плохи, что просто удивительно, как еще живы, – пожаловалась ему женщина-врач. – Неужели из-за двух человек остальные четверо должны страдать?
– Ничего, – утешил ее Никитин. – Скоро я приведу еще одну пациентку.
И они ушли, а мы с Ирой остались. Делать было совершенно нечего, постели застланы, окна вымыты, а пол сиял девственной чистотой. Ужасно хотелось есть, мы с тоской вспоминали про ватрушки, которые покупал в Красиловке староста, и завидовали Марише, которая сейчас находилась на вольных хлебах. Вещи Никитин у нас забрал, поэтому наше положение от Маришиного отличали только решетки на окнах.
День прошел грустно, поесть нам в конце концов принесли, но рацион тут, похоже, зиждился на одних таблетках и капсулах, их общий объем значительно превышал объем каши на пластмассовых тарелках. Повинуясь врожденному недоверию ко всякого рода врачебным трюкам и природной страсти к накопительству, лекарства мы не ели, а запасливо распределяли их по карманам. Каждый раз, когда в коридоре раздавался шум, мы поднимали головы, ожидая появления торжествующего Никитина и плененной Мариши, но их все не было. Я с точностью до нескольких метров могла предположить, где следует искать Маришу, но что толку от этого знания, если мы с Ирой были надежно заперты и отправиться к старосте не могли при всем желании?
Стемнело, и, так как делать все равно было нечего, мы легли спать. Долго устраивались, потом не менее долго засыпали, но стоило мне заснуть, как из-под моей кровати раздался подозрительный шорох. Я взвилась кверху, будто меня подбросило пружиной, и метнулась к Ирке.
– Там кто-то есть, – вращая глазами от страха, твердила я ей. – У меня под кроватью появился кто- то.
– Не может быть, – не поверила Ира. – Мы же все осмотрели.
Однако шорохи продолжались и к тому же с каждой минутой становились все громче и ближе. Окаменев от страха, мы сидели на Иркиной кровати и пялились под свисающее с моей постели одеяло. Оно колыхалось так, словно снизу на него дул воздух. В больнице все было хорошо, но электричество в палатах отключали после одиннадцати ночи, оставляя гореть только маленький ночничок, тусклого света которого как раз хватило на то, чтобы увидеть, как из-под моей кровати вылезает что-то темное и большое.
Мы с Ирой, не сговариваясь, открыли рот и завизжали.
– Вы что, сдурели? – раздался сердитый мужской голос. – Чего орете? Сейчас всех сестер перебудите. Это же мы, вы что – пьяные?
Мы продолжали визжать, но уже несколько тише.
– Танюша, да ты что? Это же я, – раздался снизу второй голос, тоже принадлежащий мужику. – И Костик с нами.
Единственный Костик, который пришел мне на память, был Бородатый, и делать ему было совершенно нечего, поэтому я, уже начав несколько приходить в себя, снова заволновалась. Это сказалось на моем голосе, его громкость сразу же увеличилась.
– Хватит дурака валять, бабы, – уже сердито сказал первый голос, приближаясь к нам. – Мы это, я же вам говорю.
Мужики перли из-под кровати как тараканы, никогда такого со мной не случалось. От изумления я даже рот закрыть забыла, так и сидела с отвисшей челюстью и наблюдала, как наши гости разбредаются по кроватям.
– Ну, девки, – сказал первый голос, – сейчас гульнем. Мы с собой закуску притащили, а то на больничных харчах здоровье не больно-то поправишь. А вы что, одни?
Мы сочли за благо не реагировать. Послышались булькающие звуки, и по палате разнесся запах самогона. Гости явно планировали задержаться тут надолго.
– Вы кто такие? – дрожащим голосом спросила Ира.
Раздался звон бьющегося стекла, и самогоном запахло сильней, видимо, у кого-то из рук выскользнул стакан.
– Что за черт? – раздался удивленный голос, и нас осветило лучом фонарика. – Это ведь не наши девки? – не вполне уверенно спросил один из визитеров. – А где наши?
– Это те двое, которым, по словам врачей, жить оставалось не больше недели? – поинтересовалась я.
– А, так вы уже в курсе, – обрадовался малахольный, который никак не мог вспомнить, как выглядят их
