благоразумия, и она добавила: – Но Никитину мы скажем, что не хотели его отвлекать, потому и поехали одни.
– Он нас и спрашивать не станет, – заверила я. – У него уже давно все решено на наш счет. Советую запасаться немаркой одеждой, чаем и зубной пастой, говорят, эти вещи пользуются в тюрьмах повышенным спросом.
Когда к дому подкатил Никитин с остальной компанией, мы с Маришей уже довели самих себя до наимрачнейшего расположения духа. Появление старосты и секретаря с теперь уже, смело можно сказать, бывшей женой Елизара бодрости нам не прибавило.
– Они их сюда ведут, – в ужасе проинформировала меня Мариша, выглянувшая на секунду и тут же отпрянувшая. После этих слов она вцепилась в дверную ручку. – Не открою! – завопила она, когда Никитин дернул ручку. – Не желаю ехать с ними в одном купе, – объяснила она, от страха перепутав все на свете.
– Кончай идиотничать! – разозлился Никитин. – Выметайтесь оттуда живо. Стану я с вами дурачка валять.
– Как это? – удивилась я. – Разве мы не под арестом?
– Нужны больно. И без вас не знаю, куда остальных распихать. С вами мне уже все ясно, вы исправлению не подлежите. Вас даже колония не спасет, вы совершенно конченые.
– Значит, наказания нам не будет? – несколько разочарованно осведомилась Мариша.
– Пока что, думаю, будет достаточно, если вы поучаствуете в буксировке машины Игоря, когда он найдет ее, конечно. И вообще, если хотите, можете тут сидеть вместе со старостой, а нет, так живо вылезайте!
Несколько обиженные его пренебрежительным отношением к нашим персонам, мы покинули сарайчик и с долей зависти смотрели, как на наши законные места усаживается староста со своими подельниками. Их это, кажется, ничуть не радовало. Так на свете всегда и бывает – хочется одним, а получают другие. За то время, пока мы наносили визит Вельзевулу, на подмогу Никитину выехала бригада его парней. Они и обеспечивали сейчас охрану задержанных, а на нас с Маришей не обращали ни малейшего внимания. Иру привезли вместе с остальными, поэтому мы отправились поближе к ней, надеясь, что она передаст нам о тех новых подробностях дела, которые мы упустили из-за своего поспешного ухода.
– Ой, девочки! – обрадовалась нам Ира. – Вы не поверите, когда я вам расскажу! Тут такие вещи выясняются. У меня просто волосы дыбом. Представляете, мой муженек, оказывается, был прав, когда требовал, чтобы я поменьше общалась со старостой. А я зря на него сердилась. Думаете, он меня теперь простит?
– Простит, – уверила Мариша и тут же добавила: – Но не просто так, а только если ты ему обед приготовишь, носки постираешь, пирогов напечешь, поллитру купишь и вообще сделаешь все, что полагается делать послушной жене.
– Ну, не знаю, – несколько стушевалась Ира. – Стоит ли он того?
– Что там ты говорила про свои вставшие дыбом волосы? – вмешалась я, видя, что поднятая тема грозит увести обеих в такие дебри, откуда и не выберешься. – Что там выяснилось?
– Ой, да, – спохватилась Мариша. – Что там?
– Представляете, – взволнованно начала Ира. – Выяснилось, что староста с помощью секретаря прикарманивал все денежки якобы пропавших крестников Елизара. Они же все дети больших шишек, простой человек не очень-то мог на такую честь рассчитывать.
– Постой, что значит «якобы» пропавших. Они живы или нет?
– Ну, как-то староста делал так, что их имущество через пару лет переходило во владение общины, но это только так считалось, а на самом деле староста просто ждал удобного случая, чтобы деньги от продажи домов, участков и прочего присвоить себе.
– У них что, близких не было, которым бы переходило все это добро? – удивилась я.
– В том-то и дело, что не у всех. Те, у которых были папы-мамы, спокойно жили себе и поживали, а вот сироты все как на подбор сбивались с пути истинного, становились наркоманами и иногда гибли. Догадываетесь, с чьей легкой руки это все происходило? Староста их и приучал к наркотикам. Он же по большей части и числился опекуном. Только до недавнего времени староста старался, так сказать, про запас. Всякие юридические тонкости он знал плохо, поэтому ограничивался тем, что поддерживал дома своих подопечных в порядке, пускал туда жильцов, земли тоже использовал под огороды и всякие посадки, а машины потихоньку продавал на запчасти. То есть сначала он просто пользовался процентами с их имущества. Самих детишек он до поры до времени не трогал, так как не видел возможности захапать денежки со счетов и после продажи их домов себе. Деньги всегда переходили в общину, и распоряжались ими Елизар и другие наши отцы. И только после появления секретаря, когда старейшины все доверили молодому и знающему человеку, у старосты с секретарем игра пошла по-крупному. Многие подопечные старосты к тому времени уже плохо соображали от наркотиков и не глядя подписывали любые бумаги. Конечно, староста не мог объявить себя владельцем всех этих домов и, главное, банковских счетов, это выглядело бы подозрительно, особенно после таинственным образом повторяющихся несчастных случаев. Но секретарь нашел какую-то лазейку, которая позволяла им безнаказанно переводить со счетов убитых ими ребят деньги и через подставные фирмы отмывать их.
Тут Ира остановилась, чтобы перевести дыхание, это позволило нам с Маришей хором воскликнуть:
– Какой мерзавец!
– Да! – с воодушевлением подтвердила Ира.
– Неужели это он их убивал? – с дрожью в голосе спросила я.
– Не своими руками, но убивал, у него было несколько человек, которые подчинялись лично ему, так как деньги платил им он, а Елизар даже и не знал о том, что творится у него под носом. Слишком часто по заграницам мотался, вот и проглядел.
– А что против нас имел староста? Зачем он отправил своих людей за нами на кладбище? Ведь это он сделал, а вовсе не Елизар.
