Среди них особый интерес представляет дважды отмеченная в «Ригведе» форма svanta- , вероятно соответствующая как и.-евр. *k'uen–to-, так и слав. *svet-, и входящая, хотя бы вторично, в порядке семантико–звукового притяжения и на «поэтическом» уровне (в этом случае savas-< *k'euH-, см. Pokorny, 592–594), в довольно обширную и разнообразную по характеру семью слов, производных от глагола su — (sva-) 'вспухать', 'возрастать', 'увеличиваться (в размере)' и т. п., svayati Praes. (к разным вариантам звукового вида корня ср. susava, susuvus. Perf., suуat, asvat. Aor., svayisyati Fut., a также suna-, sosu-, svaya- и др.) — savas 'сила', 'мощь', sa?va-, sava — 'молодое животное' (очевидно, растущее, возрастающее), sa?vira — 'сильный', sura — 'герой', suna — 'рост', 'возрастание', 'расцвет', 'цветение', 'счастье', 'благо' и т. п. (Grassmann 1955:1386–1387, 1404, 1409–1412 и др.; Whitney 1885: 175–176; Mayrhofer: III, 316, 330, 355–356, 365, 399–400, 404). Соотношение su — (sva-) , svayati: savas и под. при наличии ряда морфонологических сложностей (ср. Натр 1990, 61–63) подтверждалось бы семантически (тип мотивировки, относящийся к числу бесспорных) и с точки зрения поэтической образности, подкрепляемой традицией и особенностями ментальной структуры ведийских ариев. Неясность некоторых морфонологических деталей, несомненно, требует рассмотрения (возможно, и в направлении расширения традиционных морфонологических схем), но в этом конкретном случае, как и в слишком многих других, когда, например, фонетические частности в расхождениях не препятствуют признанию исконного родства, семантические свидетельства должны быть признаны наиболее сильными и даже иногда втягивающими в свой круг и первоначально неродственные элементы (вторичное «порождение»), о чем см. ниже. Ср. обычную игру su — (sva-) и savas, дающую основание для реконструкции сочетания этих элементов применительно к архаическому поэтическому языку, в показательном контексте:
nahi nu vо maruto anty asme arattac cic chavaso antam apuh te dhrsnuna savasa susuvahso 'rno na dveso dhrsata pari sthuh (RV I, 167, 9) «Никогда, о Маруты, ни вблизи, ни издалека не достигали у нас предела вашей силы. Набухая от силы, полной решимости, они решительно преграждают путь враждебности, словно потоку». Еще показательнее другой пример, в котором через мотивы набухания, роста и силы, по сути дела, описывается ведийский вариант божественного «святого»:
indram eva dhisana sataye dhad brhantam rsvam ajaram yuvanam asalhena s?vasa susиvansam sadyas cid yo vavrdhe asami (RV VI, 19, 2) «Именно Индру определила Дхишана для добывания (богатств), великого, высокого, лишенного старости, юного, набухшего от неодолимой силы, который сразу же полностью возрос» [342]. Но su — (sva-): svayati соотнесено не только с savas 'сила' (внутренняя форма — «набухшая», «возросшая» или «заставляющая набухать, возрастать»), но также и с упоминавшейся выше формой svanta-. То, что эта связь была упущена исследователями, объясняется в значительной степени двумя обстоятельствами — предположением Грассмана, на которого ориентировались следующие за ним ученые, о том, что svanta- значит «hulfreich», «befreundet» (далее это слово связывалось с корнем *svam- = sam — 'успокаивать'), и некоторой неясностью в интерпретации типа основы у глагола svayati. При учете довольно несомненных других примеров той же разновидности, что и svayati, допустимо, в частности, думать о другом возможном типе презентной основы — атематическом (sva-: *svati), из которого автоматически выводится соответствующее причастие — *svanta-, совпадающее полностью с реально существующей формой. Поэтому в настоящее время не только должно быть снято предположение Грассмана о значение слова svanta-, но, видимо, нельзя согласиться и с замечанием Майрхофера об этимологии этого слова («nicht sicher bestimmt» — III:404). Связь вед. svanta-, чрезвычайно редкого уже в «Ригведе» архаизма, с и.-евр. *k'uen–to- сейчас вполне ясна.
Из ряда аргументов в пользу происхождения вед. svanta- из и.-евр. *k'uen–to- и его связи с генетически тождественным слав. *svet- достаточно привести один. В гимне к Агни (RV I, 145) встречается описание некоторых деталей ритуала. В частности, говорится о том, что к огню–Агни «приближаются» (собственно — «идут») жертвенные ложки (tam id gachanti juhvas — I, 145, 3). Далее об Агни, который еще «ребенком усвоил насилие» (I, 145, 4, к мотиву силы, о нем см. выше), сообщается:
upasthayam carati yat samarata sadyo jatas tatsara yujyebhih abhi svantam mrsate nandye mude yad im gachanty usatir apisthitam (I, 145, 4). «Он приближается, когда они соединились. Едва родившись, он уже подполз со (своими) родичами. Она (жертвенная ложка — В. Т.) ласкает его набухающего (огонь — В. Т.) — на радость (и) восторг, когда, жаждая (его), они идут к нему, преграждающему (им) путь». Этот фрагмент соотносится с уже цитированными не только центральным в данном случае мотивом набухания–возрастания, но и некоторыми другими (ср. мотив преграждения пути здесь и в I, 167, 9). Создается впечатление, что речь идет о разных отражениях некоего единого микротекста, смысловой центр которого в одном случае передается словами su — (sva-): svayati и savas («набухать» и «сила»), а в другом словом svanta — (в исходном тексте и это слово вполне могло включаться в ту поэтическую игру звуками и смыслами, о которой уже говорилось ранее). Следует иметь в виду, что естественно возникающие в I, 145, 4 эротические ассоциации сами бросают свет на семантику
