Можно напомнить, что гимнодическая «Память святого и великого мученика Христова Димитрия», по мнению ряда специалистов, была составлена Константином или Мефодием, см. уже Горский 1856; 1865; Малышевский 1877 (ср. также Воронов 1878), не говоря о целом ряде современных исследователей (Vasica 1966; 1966а; 1967; Jakobson 1985:286–346 и др.). Моравская миссия распространила славу о мученичестве Димитрия далеко к северу от Балкан.
108
С наличием личностного облика Софии–Премудрости, неизвестного греческой философии, связана особая напряженность этого таинственного образа и сложность его структуры. В ветхозаветной традиции и у гностиков София антропоморфна (ср. «Пистис–София»), но лишена смысловой полноты, характеризующей это понятие у Платона, Аристотеля, неоплатоников. — О «софийной» теме в еврейской религиозной традиции см. Scholem 1952:45–107; Лайтман 1993 и др.; в гностической — Ionas 1934; 1959; 1978; Puech 1978; Lattke 1979 и др.
109
Почти наверное они должны были принадлежать к числу мозаичных композиций.
110
См. Флоренский 1976:12. О русских софийных иконах см. Антонова, Мнева 1963:20 (№ 356), 38–39 (№ 384), 100–101 (№ 482), 121 (№ 513), 239 (№ 660), 277 (№ 726), 361 (№ 852), 482–483 (№ 1010), 500 (№ 1045), а также 25–26 (№ 365), 482 (№ 1010) — тип «Премудрость созда себе дом». Ср. илл. 4, 5, 28, 126. Наиболее обычная композиция софийных икон — в центре (на среднике) «огнезрачная и огнекрылая» дева София, над нею Спас (нередко и ангелы), справа и слева соответственно ей предстоят Богоматерь, держащая на груди диск с изображением младенца Еммануила, и Иоанн Предтеча со свитком. Но некоторые иконы с Софией построены значительно сложнее. Ср., например, икону «Премудрость созда себе дом» (ок. 1548 г. Новгор. школа), 365 по каталогу Антоновой и Мневой: слева, в тройном круге с 9 чинами ангельскими и символами евангелистов, — «Божия сила и Божия крепость» София (она в белых одеждах, с семиконечным звездчатым нимбом); над нею палаты, на одной из открытых башен — царь Соломон с развернутым свитком в руках, слева внизу — слуги, закалающие тельцов, черпающие вино и раздающие его жаждущим; над ними справа — Иоанн Дамаскин, тоже с развернутым свитком, указывающий на земное воплощение Премудрости — Богоматерь с младенцем (в двойном круге славы); в верхней части иконы — одноглавая церковь, под ее арками — семь Вселенских Соборов, над нею — семь поясных ангелов с развернутыми свитками. Эта композиция соотносится с текстом «Притчей Соломоновых», 9:1–6 — о гостеприимстве Премудрости. Некоторые другие особенности софийных икон — мотив слова, текста, божественной игры художественного творчества (свитки с текстом, красные сияющие лучи из уст Саваофа, Давид с гуслями; софийные иконы типа «Отрыгну сердце мое» отсылают к словам из Псалтири 44:2: «Излилось из сердца моего слово благое; я говорю: песнь моя о Царе; язык мой — трость скорописца»); атрибуты Софии — крылья, свиток, мерило, крест, слава, корона, она сидит на троне (престоле) и ноги ее утверждены на круглом камне (София изображается как Царица, ср. образ русских народных сказок — Василису Премудрую [чаще — Прекрасную], буквально Царица [????????] Премудрая, как трансформацию Софии, сохраняющую, однако, ряд ее особенностей); — ее одежды и символика цвета (царская одежда белого цвета, золотой, пурпурный далматик, сияющая слава, золотые лучи, огненный лик, белый свиток, черные мерило и крест; о бирюзовом окружении Софии и символике голубого и синего цвета на софийных иконах см. Флоренский 1914:552–576, 798–803 — воздух, Небо, Горний мир); — ее окружение (Богоматерь и Иоанн Предтеча; Соломон и Давид; Вера, Надежда, Любовь; Софию осеняют Саваоф и ангелы). К связи Софии–Премудрости на иконах с образами Соломона и Давида см. известный эпизод из «Жития Константина» (XIII), когда Константин сумел прочитать надписи на еврейском и самаритянском языках на чаше, сделанной Соломоном и хранившейся в храме Святой Софии (о связях этого текста см. теперь Турилов 1986:99–100). На одной из граней упоминается царь Давид; написанное здесь же число 909, по догадке Константина, является пророчеством о Христе: от двенадцатого года правления Соломона до наступления Царства Христова 909 лет (об ошибке в расчете лет см. Sevcenko 1967). — Об иконографии Софии–Премудрости, в частности о сюжете, см. Кондаков 1905:74–76; 1933:375– 377; Флоренский 1914:370–388: о Новгородском, Ярославском и Киевском типах софийных икон (ср. Арциховский 1948:99–106 и др.). — Особая тема — иконография самого Константина–Кирилла (Василиев 1963: 393–488; Hemmerdinger 1968, 1:331–346 и др.), в частности — его иконные образы как источник реконструкции личности, ее духовной структуры. Согласно «Житию» (XVIII) первая икона Константина была написана и поставлена над его гробницей в церкви св. Климента в Риме («…и написавше икону его надъ гробомъ его…»). Долгое время считали, что это изображение сохранилось на фреске IX в. в названной церкви (Константин и Мефодий в виде двух коленопреклоненных духовных, представляемых св. Климентом и Андреем Христу, восседающему на престоле). В настоящее время эту фреску и фигуры духовных толкуют иначе, видя здесь типичную патрональную композицию (Cibulka 1967:173–177). В связи с темой иконографии Константина–Кирилла особый интерес представляет попытка Климента Охридского описать его «божественно–человеческую» сущность («Похвальное Слово»), ср. подобный подход у Константина в «Похвале Григорию Богослову»: «О Григоре, теломъ чловече, в душею aнгеле!» При этом Климент Охридский сочетает «портретность» (с особым вниманием к лицу, глазам) с установкой на воспроизведение ее как бы одним «цветом» — светом (ср. светозарность как явление соприродное божественному Свету), см. Лекомцева 1986:102–103. — О почитании Святой Премудрости Божьей в Византии и на Руси см. Флоровский 1932.
111
Русская культура в ее вершинных проявлениях исходила из основоположного единства Слова и «разыгрываемых» им высших смыслов, творимых художником (София–Премудрость), и из понимания Слова как духовного делания (Слово как Дело — реально, как у великих писателей, или интенционально, в виде идеальной цели, у многих других). Эта особая ценностная выделенность слова и составляет одну из ключевых характеристик той русской культуры, которая, будучи по внешности или даже по некоторым внутренним признакам светской, сохраняла и развивала, преумножая, драгоценное духовное наследие христианства, впервые открывшееся благодаря подвигу Константина Философа и его брата. В этом смысле русская художественная литература органически продолжала духовность, заповеданную христианством, и стала своего рода «сверхлитературой», хотя некоторые из ее творцов едва ли вполне сознавали эту свою зависимость и тем более сам характер той силы, которая обнаруживала себя в их творениях.
112
