Черкессия — 11
Чернигов — 213, 621
Черное море — 227, 333, 496
Честного Креста монастырь — 92, 100, 105, 109, 110, 123
«Четьи Минеи» — 102, 352
Чингисхан — 226, 227, 328
«Чтения о Борисе и Глебе» — 73, 106
«Чудеса и Житие Никона Радонежского» — 352,485
Чудовский монастырь — 621, 624, 626
Чухлома — 496
Ш
Шаховской — 352
Шварн Данилович — 330
Шевкал, баскак — 322
Шестов Лев — 560
Шибан — 327
Шипка — 640
Шмелев Иван — 353; «Богомолье» — 353
Э
Эбла — 76
Эгейское море — 326
Эдесса — 75
Ю
Юань империя — 314
Юрий Владимирский, кн. — 209
Юрий Данилович Московский, кн. — 317, 318, 320–323, 514
Юрий Ингваревич [Рязанский], кн. — 211–213
Юрий Николаевич, кн. — 215
Ягайло, кн. Литовский — 337–338, 497–498, 501, 638, 641
Я
Ядвига, дочь венгерского короля Людовика — 338
Якобсон — 87
Яков (Иаков, Якута) — 429
Якута —
Ярополк — 12
Ярослав Всеволодович, кн. — 65
Ярослав Мудрый — 217, 305
Яса — 316
Яуза — 483
S
Sergiana — 535, 547
Slavia Orthodoxa — 582
Началась русско–японская война. Офицерам полка, расквартированного в Рязани, предстоял дальний путь в Маньчжурию. Их жены были в волнении и тревоге. Одной из них, Е. Ф., приснился Сергий Радонежский. Он сказал ей: «Отправляйся пешком в Троицу. Помолись, купи иконки и, вернувшись, раздай их всем, кто уходит на войну». Так все и было сделано. Не удалось отдать иконку жениху лучшей подруги Е. Ф. Кати Глазко, дочери известного генерала: он был в отъезде… Единственный из тех, кому предназначались иконки и до кого иконка Сергия не дошла, кто не вернулся с войны, был именно он. Она навсегда осталась одинокой.
Голодные годы в начале 30–х, во время коллективизации. Серебряные оклады с икон давно снесены в торгсин в обмен на жалкие боны, а сами иконы каким–то странным образом исчезли из дома. Ребенок, играя в мяч, закатил его в дальний угол комнаты, куда — и тоже не без труда — можно было пробраться лишь ползком: столик, диван на низких ножках, невысокий шкафчик с коробом радио преграждали путь в угол. Но преграды были все–таки преодолены, и там, в самом углу, была обнаружена большая, в окладе, икона: суровый и всепонимающий лик был изображен на ней. Когда с недоуменным вопросом икона была показана взрослым, они, явно недовольные раскрытием тайны, чуть замешкавшись, сказали, что это особенный святой, самый большой из русских, и назвали его имя, слышанное ребенком и ранее, но только с того момента вошедшее навсегда в его сознание.
«Богомолье» Ивана Сергеевича Шмелева писалось, несмотря на небольшой объем этого произведения, полтора года — с июня 1930–го по декабрь 1931–го — вдали от России, но в память о ней. Думается, что само писание «Богомолья» было для автора мучительным и радостным одновременно: мучительным, потому что все это было утрачено раз и навсегда; радостным, потому что само это писание было воспоминанием–восстановлением и одновременно переживанием сладчайшего из того, что было в той, иначе как в воспоминании, невозвратимой жизни. Конечно, воспоминание о дорогом и к тому же безвозвратно утраченном чревато соблазном идеализации, некоего положительно преувеличенного описания прошлого. Но это идеальное вовсе не непременно победа соблазна над воспоминателем. Он сам, исполнившись духа любви и той цепкости памяти и зоркости зрения, которые в счастливые минуты дарует эта любовь, приобретает особый дар рельефного и полного ви?дения того, что было, применение которого и есть само по себе восстановление лучшего и наиболее ценного в этом миновавшем прошлом, второе, более обостренное, переживание и тех частностей, которые остались в памяти, и самого духа, который придает единство, полноту и смысл этим частностям и который может быть уловлен, прочувствован и описан только уже после того, как все это утрачено, и не ребенком, все это некогда пережившим, но зрелым человеком, печально, со стесненным сердцем, но и с глубокой благодарностью за все, что некогда было, прощающимся с дорогими воспоминаниями.
Иван Ильин в своей статье о «Богомолье» И. С. Шмелева говорит о том, что в этом произведении он «продолжает свое
Руси, — народа простого и душевно открытого, благодушного и уветливого, прошедшего с молитвой и верой великий и претрудный путь исторических страданий и осмыслившего свою земную жизнь как служение Богу и Христу.
И далее, хотя и с меньшей очевидностью и с бо?льшим субъективизмом:
Это не преувеличение: «Святая Русь»… Прошли, канули безвозвратно в историю темные годы
