— Держи! Я плавать не умею. — Скрежещет мужик.
Тяжёл он. Разжимаются пальцы мои…
Шатается мостик, хлипенький…
— Не упусти. Спаси! — Барабанная дробь умоляющих звуков моросит по моему лицу.
Шатается мостик, хлипенький…
Слабеет рука…
Выход один…
прыг-скок.
Мы с мужиком на берегу. Мужик мнёт траву неровной шероховатостью спины. Запрокидывает голову, доит глазами небо, которое мгновения назад киселём расползлось у него между пальцев, не дав вожделенной защиты. Смотрит на меня, дробящим взглядом.
— Зачем ты меня спас. Ты ведь знаешь?.. — Недосказанность, слетевшая с уст мужика, белой дырой порхает вокруг меня.
— Знаю, всё я знаю.
Я тоже опускаюсь на траву. Запрокидываю голову. …Их плечи смыкаются, срастаясь в круг. Я всё знаю… Спины мучителей, рождают сплошную линию, отгораживая от меня жизнь. Мужик, я знаю, почему ты пришёл за мной… Из их горл льётся клокот, расплавленной лавой обжигающий сердце. Я знаю, почему твоя улыбка безвольно болтается по краям рта…
Гул глоток четвертует меня. Я распят на проклятиях. Их языки будто гвозди. С каждым словом, всё глубже врубаются в мою плоть.
— Прыгал!
— Смеялся!
— Солнце достал!
Слюною исходит мужик с лопнувшей улыбкой, недавно спасённый мною… Кичится ненавистью.
Я молчу… Наблюдая за началом своей казни…
Первым ко мне подбегает невысокий плюгавый парень, с вывернутой наизнанку душой. Он раскручивает над головою толстый дрын, который с натяжным возгласом опускает мне на плечо. Я охаю и сажусь на землю. Петля человеческих тел в стремительной яростности затягивается вокруг меня. Поросшие жилами руки тянутся, стараясь вырвать из моей плоти жизнь…
Кажется, несколько раз я пытался встать, но тяжёлые обухи ударов бросали меня назад к земле.
Я открыл размолоченный рот, чтобы кровь могла вытекать наружу…
Мужик с лопнувшей улыбкой колко толкнул меня в бок, задробил частоколом слов.
— Чё зеваешь! Не на свадьбе! Ну-ка, ну-ка, поддай ему горячего!
Я взмахнул колом сухой длиннотою дыбившемуся у меня из рук, и оприходовал лежащего по рёбрам. Тот, кажется, не разобрал в нескончаемой череде ударов именно моего.
— По ногам! По ногам его, мужики! Чтоб знал, как прыгать, паскуда!
— А поделом! Будет знать, как над нами измываться.
— Ух, зададим!
Возвращались мы хмуро, нахохлившись воспоминаниями. Перекинувшись парой сутулых слов, разбредались по домам.
За мной увязался мужик с лопнувшей улыбкой. Он беспрестанно юлил выражениями, обматывая их вокруг разных смыслов.
— Мы сегодня эта… герои. Герои, говорю. Так гадёнышу и надо. Прыгать удумал! Ишь чего. И ты молодец. Зашиб колом окаянного.
Переходя через хлипенький подвесной мостик, что над речкой, мужик уцепился обеими руками за верёвку натянутую вместо парапета, сделался серьёзен и строг, прекратив на время рассыпать вокруг слова, до меня доносилось лишь только шмяканье расхристанных концов улыбки об его щёки.
Дома чернота стен раскромсала мне совесть. Я пытался уснуть, привалив голову пластом рыхлого одеяла. Однако сон лишь клубился вокруг, избегая покрыть меня своим туманом.
Я отбросил одеяло в угол, сереющий безысходностью. Сел, вслушиваясь в шелестящую пустоту. Где- то там, на окраине ночи, лежал раздробленный нами Прыг-скок. Жив ли он? Когда мы оставляли его, кажется, поломанная грудь слегка вздымалась, пуская в себя глотки воздуха. Может быть ещё не поздно…
Я выскользнул из дому и поспешил к тому самому месту… Ночь текла мимо меня грязными струями отчаянья и позорных надежд.
Вот проскрипел подвесной мостик — бессрочный часовой речки. До того места оставалась ещё порядочно, когда впереди сквозь позёмку ночи я разглядел двух человек. Один лежал навзничь, другой склонился над ним.
Лежавший и был Прыг-скок. Сам ли он дополз? Дотащил ли его сюда второй, которого мне узнать не удалось?
Я припираю своё тело к земле и, кутаясь в непрозрачность ночи, подбираюсь к двум фигурам.
До меня долетают хрипы. Это дышит Прыг-скок. Значит жив.
Будто в противовес хрипам Прыг-скока, молотит слова склонившаяся над ним фигура. Голос знаком. Кто бы это мог быть?
— Прыг-скок, послушай. Послушай, родной. Ты на меня не злись. Как все я. Не со зла. Я же тебя люблю, ты знаешь. Прыг-скок, силёнки-то у тебя ещё есть? Хоть чуточку. А можешь ты меня взять да и прыгнуть со мной. Туда-туда. В неведомое. Ты же туда часто запрыгивал. Я знаю. Да все знают. Оттого и обозлились на тебя. Да ты нас прости, горемычных. Не ведаем. Чуешь меня, Прыг-скок? Прыгнуть можешь? Сделай добро. Тебе ведь не в убыток, а я всю жизнь помнить буду. Маюсь здесь! Как маюсь, ты бы знал. Невмоготу уже мне. На тебя, родимого, одна надежда. Спаси меня, Прыг-скок. Слышишь? Ну что? Надумал?
Прыг-скок отделяет от земли исковерканную в разных местах руку, протягивает тёмной фигуре. Та рывком ставит Прыг-скока на землю. На ногах он держится плохо, раскачивается, его подпирает неизвестный. Прыг-скок обхватывает руками тёмную фигуру, приноравливается для прыжка и…
…метнулись в небе два конца лопнувшей улыбки.
— Профессор, вот вы где! А мы вас уже ищем! — Женщина-администратор схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице — Идём те же, конференция уже началась.
— Я доклад забыл. Пришлось в гостиницу возвращаться.
Женщина бросила в мою сторону насмешливый взгляд, в котором так и читалось: «все учёные, как дети, честное слово».
— Теперь всё в порядке? Доклад нашли?
— Не совсем… видите ли, оказалось, я забыл его не в гостинице. В поезде, очевидно… вчера доставал, хотел правки сделать… в вагоне он и остался…
Женщина резко останавливается.
— Как же теперь?! А выступление? Вам через одного докладчика… Что же делать?..
— Да не волнуйтесь. Я же его наизусть помню. «Движение прыгунов в Азовской губернии» моя главная научная тема. Я и без бумажек выступлю.
— Вы уверены? — Я, наверное, кажусь ей несёрьёзным человеком. Доверять мне нельзя, хоть я и профессор.
— Ну, конечно. Вы идите-идите, а я тут похожу, освежу память. У меня минут тридцать есть?
— Примерно.
— Вот и отлично! Я успею, не переживайте.
Женщина покидает меня. Я остаюсь один. Я расхаживаю взад-вперед возле дверей конференц-зала, повторяя тезисы своего доклада. Ловлю себя на том, что вожу рукой около рта. Странно, но довольно часто
